В связи с хлыстами Григория Распутина власти будут подозревать еще не раз. Так, много позже, в 1908 году, когда о Распутине узнают и в столичном Петербурге, завистники и недоброжелатели, среди которых часто встречались служители церкви, примутся строчить доносы. В Тобольскую консисторию будут приходить письма, рассказывающие о том, как якобы разнузданно ведет себя Григорий Распутин с женщинами, приезжающими к нему отовсюду, в том числе и из Петербурга. Много будет написано о сеансах избавления от страстей, происходивших в распутинской бане, и чуть ли не в каждом письме будет упомянуто о том, что смолоду Распутин, дескать, был приверженцем хлыстовской ереси. Дело дойдет до отправки в Покровское специального консисторского следователя, который, правда, на горе доносчиков, вернется ни с чем.
«Батюшка царь… оказал мне милость, понял меня и дал денег на храм, — писал Распутин. — Я с радостью поехал домой и обратился к священникам о постройке нового храма. Враг же, как ненавистник добрых дел, еще не успел я доехать, всех соблазнил. Я сам оказываю помощь в постройке храма; а они ищут меня в пагубной ереси обвинить и такую чушь порют, даже нельзя высказать и на ум не придет. Вот сколь враг силен яму копать человеку и добрые дела в ничто ставить, обвиняют меня как поборника самых низких и грязных сект, и архиерей всячески восстает. Куда трудно любовь разобрать. Как человек не был на опыте».
В Покровском против Распутина были настроены приходские священники отец Петр (Остроумов), настоятель церкви, и отец Федор (Чемагин). В первую очередь им не нравилось, что какой-то мужик позволяет себе не только соваться в дела священства, но и предавать служителей церкви «поношению», осуждая их на людях («благодать с недостойных пастырей отлетает и ложится на простецов», утверждал Распутин). Во-вторых, их раздражал непонятный духовный поиск Распутина, поиск истины, который они, не вникая и не желая вникать в его суть, сочли сектантством чистой воды.
Собрав как можно больше компрометирующей Распутина информации, а точнее говоря — обстоятельно записав все слухи и сплетни, отец Петр отправил донесение (донос, кляузу — суть едино) тобольскому епископу Антонию.
В январе 1908 года, в ночь после именин Григория, тюменским миссионером Глуховцевым по епископскому постановлению был произведен обыск в избе Распутина. При обыске присутствовали местный урядник и оба покровских священника.
Искали долго, усердно, рьяно, искали улики (в первую очередь ритуальную «кадку», возле которой происходят радения хлыстов), искали хлыстовские книги, облазили весь дом, чуть было не раскатали по бревнышку баню, но так ничего и не нашли.
О преследовании отца церковными властями не раз писала Матрена Распутина. Обратимся к ее воспоминаниям: «…по селу разнеслась весть, что зародился новый пророк-исцелитель, чтец мыслей, разгадыватель душевных тайн.
Слава Распутина стала распространяться далеко за пределами села Покровского и соседних деревень. Приходили бабы, водя за собой кликуш, хромых, слепых, больных ребят.
Священник увидел в отце врага, способного лишить его, по крайней мере, части доходов. Теперь больные шли за исцелением к отцу, а не в церковь. Те же, кто искал духовного руководства, предпочитали получать хлеб из рук отца, а не камни из рук священника.
И без того разгневанный соперничеством „выскочки“, священник пришел в ярость, узнав, что отец намерен соорудить на своем подворье подземную часовню.
Насколько я знаю, отец никогда открыто не выказывал своего отношения к Покровскому батюшке. Но тот был достаточно опытен и не нуждался в непосредственных объяснениях.
С точки зрения сугубо церковной, затея, подобная затее отца, не несла в себе ничего оскорбительного. От Покровского служителя Господнего потребовалось бы только освятить новую часовню. Или заявить, почему он этого делать не намерен.
Имея представление об отцовском характере, батюшка не мог отважиться на такой шаг. Отец молчать бы не стал, последовало бы разбирательство с привлечением деревенской общины (мира), многое могло бы тогда явиться на свет Божий.