Карета остановилась.
— Слава богу! — хрипло буркнул Куинн, застегивая рубашку.
Когда лакей распахнул дверцу, Куинн, не подав ей руки и даже не посмотрев на нее, спрыгнул на землю и почти побежал к дому. Эзме пришлось воспользоваться помощью лакея.
В дом она вошла с гордо поднятой головой, хотя внутри у нее все сжималось. Ее жег стыд — как будто ее бросили у самого алтаря.
Вот и настал момент, когда Эзме Маккалан унизили — но унизил ее не мужчина.
Ее унизило собственное желание.
Куинн широким шагом вошел в библиотеку брата, налил себе бренди и выпил одним глотком. Что же он натворил? Как посмел зайти настолько далеко? Еще миг — и он бы лишил Эзме девственности. Неужели он такой эгоист, что забыл, чем обязан Джейми?
Хорошо, что ему хватило самообладания оставить ее до того, как дело зашло слишком далеко, желание по-прежнему охватывало его. Эзме потеряет невинность только после свадьбы. Но она ни за что не выйдет за человека вроде него. Что он может ей дать? Да, он хорош в постели — но и только. В юности женщины часто льстили ему и восхищались им, но бросали, как только он им надоедал… Со временем он научился первым бросать своих любовниц.
Будь он поумнее, он бы давно понял, чего стоят подобные интрижки. Жаль, что он не нашел себе более достойной спутницы жизни. Женщины вроде Эзме, которая не только разжигает в нем страсть, но и задевает его сердце. Рядом с Эзме он кажется себе хорошим… и вместе с тем очень плохим.
Он налил себе еще бренди и снова выпил залпом.
В конторе Макхита он вел себя как дурак. Он поехал за Эзме вовсе не потому, что не верил в ее способность защитить себя и отделаться от назойливого поклонника. Он не доверял Макхиту. Эзме, кажется, не допускает мысли, будто Макхит питает к ней какие-то низменные чувства, но Эзме — женщина и не слишком хорошо разбирается в мужской психологии.
Он машинально налил себе еще бренди, но вдруг вспомнил, как уверял Эзме, что больше не напивается. Так и не выпив, он сел в мягкое кресло, обитое ядовито-зеленым бархатом. В конторе Макхита он вел себя как ревнивый муж в дешевой мелодраме! Оправдывает его одно: он не притворялся. Увидев, как Макхит держит Эзме за руки да еще и клевещет на него, ее предполагаемого мужа, он испытал такую примитивную, такую собственническую ярость, что Эзме, наверное, сочла его ревнивым дикарем.
Куинн вскочил и подошел к окну, выходящему в сад. Последствия пожара давно ликвидировали; внизу переговаривались стекольщики, которые меняли лопнувшие панели в окнах первого этажа. Нет, нельзя ждать, пока Джейми прикажет сестре возвращаться в Лондон! Он сам должен заставить Эзме уехать — не только ради нее, но и ради него самого.
Глава 16
— Что-то случилось, милорд? — спросил Максуини вечером, глядя, как Куинн беспокойно расхаживает по холлу туда-сюда.
После возвращения от Макхита они с Эзме не разговаривали и даже не виделись. Эзме не делала попыток объясниться с ним. Если подумать, зачем ей с ним разговаривать? Он лишний раз продемонстрировал, что не в состоянии сдерживать свои порывы. Если она больше не пожелает его видеть, он не удивится.
— Боюсь, моей жене нездоровится и она не сможет поехать сегодня в гости.
Дворецкий посмотрел на него с вежливым недоумением:
— И самом деле, милорд? Час назад она вызвала к себе горничную, чтобы та помогла ей одеться.
— Ах вот как! Замечательно! — буркнул Куинн, стараясь не показывать, что ему стало легче от этого известия.
— Извините меня, милорд, если, я позволяю себе лишнее, но должен сказать, что все слуги просто очарованы вашей супругой. Во время пожара она вела себя превосходно!
Куинн резко развернулся к дворецкому:
— В каком смысле?
— Она распоряжалась на удивление толково и хладнокровно, милорд.
— Жаль, что меня здесь не было, — вздохнул Куинн.
Поневоле он снова почувствовал себя мальчиком, который признается в чем-то единственному своему союзнику в родительском доме.
— Если позволите мне высказать свое мнение… — начал Максуини, но тут же замолчал.
На лестнице показалась Эзме в вечернем платье и плаще. Прическу она сделала проще, чем в прошлый раз: волосы гладко зачесала назад, почти как в Лондоне, хотя на лбу и на висках плясали задорные кудряшки. Как и раньше, из украшений на ней были лишь простые жемчужные серьги и жемчужное колье; подол платья, который выступал из-под плаща, был украшен всего двумя рядами рюшей. Но даже, в самом простом наряде она была прекраснее любой красавицы, разодетой по последней моде… Нет, еще прекраснее, потому что никакой наряд не сравнится с блеском умных глаз, с полнотой алых губ, которые способны так страстно целовать.