Дэвон встал и впопыхах натянул трусы.
– Мы сейчас же поедем в полицию.
В горле застрял горький смешок. Я хотела сказать ему, что уже ездила, но это ни к чему не привело.
Но тон, которым он заговорил со мной – такой надменный и покровительственный, напомнил о том, почему мужчин, как и детей, должно быть видно, но не слышно.
– Ты не можешь указывать мне, что делать. – Я вскочила и пошла на кухню.
Малышка Уайтхолл принялась неистово брыкаться, давая понять, что напугана и рассержена не меньше меня.
Дэвон издал язвительный смешок:
– Могу и, черт подери, указываю. Ты подашь заявление в полицейском участке. Я поеду с тобой. А еще ты теперь уходишь в официальный декретный отпуск в «Мадам Хаос».
Его слова шли вразрез с моим правилом не связываться с деспотичными мужчинами.
Я разразилась визгливым смехом, возвращаясь к старым привычкам, старым фразам, к старому, старому, старому монологу женщины, которая никак не могла отпустить прошлое.
– Ох, Дэвон. Ты такой милый, когда думаешь, что имеешь надо мной власть.
– Речь не обо мне и не о власти. А о твоей безопасности. Ты обратишься в полицию. – Его взгляд разрывал меня на части. Я могла поклясться, что он вот-вот расплачется. Расплачется от разочарования, потому что никак не мог до меня достучаться.
Сейчас самое время остановиться.
Сделать глубокий вдох.
Сказать ему, что ты уже обращалась в полицию, но это ничего не дало.
Возможно, вы сумеете найти решение вместе.
Но потом я подумала о том, как мистер Локен обещал обеспечить мне стипендию в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Говорил мне, как я ему важна.
И о папе. О нем я тоже подумала.
Почему-то это напоминание ранило сильнее всего.
– Вот как? – Я схватила со стола коробку с хлопьями и высыпала половину содержимого в глубокую тарелку. – Это мы еще посмотрим.
Дэвон развернулся и пошел в свой домашний кабинет. Вскоре я услышала, как хлопнула дверь.
– Я с ней больше не могу! – взревел он за ней.
Коробка выпала у меня из рук, и хлопья рассыпались по полу.
Я прижалась лбом к прохладной столешнице и закрыла глаза.
Почти.
Тебе почти удалось это превозмочь.
Но ты не смогла.
Двадцать седьмая
Белль
Четырнадцать лет
Папа покупает бейсбольную биту, чтобы отпугивать парней.
– Хорошая стратегия. – Он подталкивает меня локтем над запеканкой и содовой во время ужина и подмигивает. – Вы так выросли. Уже не дети. Мне нужно эффективное оружие, чтобы отгонять мальчишек. Что думаешь, Перси? Я смогу их всех одолеть?
Она хихикает, собрав пальцем крошки и облизывая его:
– Ты можешь все что угодно, папа.
– А что ты скажешь, Белли-Белль. Как думаешь, твой старик еще хоть куда?
Я ковыряю вилкой запеканку с зеленой фасолью, пытаясь выдавить улыбку. Скоро мой пятнадцатый день рождения, и я не знаю, как сказать папе, что единственный так называемый парень, с которым у меня что-то было, – это тридцатилетний женатый мужчина с ребенком, который, похоже, никак не поймет, что между нами все кончено.
Прошло уже три недели, как тренер вернулся на работу. Почти каждый день он пытается загнать меня в угол. Я всегда увиливаю от него, но сделать это становится все труднее и труднее. Беда в том, что я никому не могу об этом рассказать. Возможно, если бы он не был женат… если бы все не расстилались перед его ребенком, которого его жена привезла на днях в школу на новенькой синей машине… Она прикатила Стивена в маленькой коляске и остановилась, чтобы все могли над ним поворковать. А когда тренер ее увидел, то приобрел взволнованный, почти виноватый вид, но он все равно поцеловал Бренду в губы, а потом повел в учительскую.
История об интрижке между тренером и ученицей и так сама по себе постыдна, но когда ты при этом становишься еще и разлучницей? Нет, спасибо.
– Не обольщайся, пап, – наконец говорю я. – Меня свидания не интересуют.
– Однажды начнут интересовать, – с сожалением вздыхает папа.
Мама со смехом кладет ему в тарелку еще кусок запеканки.
– Оставь ее в покое, милый. Может, она еще не готова.
Я начинаю думать, что не буду готова никогда.
На следующий день тренер Локен пребывает в дурном настроении. Допускает ошибки. Кричит на нас во время тренировки. Заставляет делать по сотне отжиманий, потому что мы, по его словам, опоздали, хотя это не так.