Честно говоря, я сомневалась, понимала ли сама все, что происходит со мной в последнее время.
– Ты уверена, что все хорошо? – Она принялась распутывать мои золотистые локоны, зацепившиеся за сережку, как делала, когда я была маленькой. – Ты провела здесь уже пару дней, но так и не сказала нам почему.
– Разве девушка не может просто провести время со своими родителями?
– Не припомню, чтобы ты хоть раз отказывалась от развлечений по ночам с тех пор, как тебе исполнилось шестнадцать.
Что сказать, мам, в том возрасте я многое делала, чтобы отвлечься от реального положения дел.
Впрочем, всего полгода назад я еще была завсегдатаем ночных клубов. Я развлекалась на протяжении четырнадцати лет, пока Дэвон не вошел в мою жизнь, не заставил меня притормозить и как следует присмотреться к тому, во что она превратилась.
Я сунула еще один кусочек арбуза в рот, наблюдая за цветками рудбекии на другой стороне бассейна. Они тянули стебли к солнцу, словно шеи, и их лепестки блестели в его лучах.
– Поехали завтра со мной на фермерский рынок. Познакомлю тебя с моими новыми друзьями по бриджу, – предложила мама.
– Офигеть, мам, да ты мастер уговаривать, – невозмутимо ответила я, просунув руки под ягодицы.
– Брось, Белли-Белль. Я вижу, тебя что-то беспокоит.
– Видишь? – Я хмуро посмотрела на свои пальцы на ногах. – Как?
– Мать всегда чувствует.
Когда у меня родится ребенок, я безо всяких явных признаков буду понимать, когда он что-то почувствует? Чутье будет подсказывать мне, что что-то не так? Я смогу улавливать энергию, похожую на дым от пожара, еще до того, как начнет тлеть земля под ее ногами?
– Да, – сказала мама, будто прочитав мои мысли. Она опустила ладонь мне на спину. Мне хотелось свернуться калачиком и поплакать у нее на руках. События последних нескольких месяцев внезапно разом меня настигли, и я совсем измучилась.
Сильнее страха перед моими преследователями, сильнее злости на саму себя за то, что согласилась на сделку с Луизой, была моя тоска по Дэвону.
Я так сильно по нему скучала, что последнюю пару дней не могла даже заставить себя включить телефон и проверить, нет ли от него сообщений.
Я скучала по его хриплому утонченному смеху и по тому, как он оживленно двигал русыми бровями, когда говорил.
Я скучала по его поцелуям и морщинкам, которые появлялись в уголках его глаз, когда он озорно улыбался. И по тому, как называл парня, работавшего в минимаркете на первом этаже его дома, главным по периодике, будто тот был ведущим на BBC, а не чмошником, продававшим молоко и сигареты по завышенным ценам.
Словом, я скучала по нему.
Так сильно, что не могла позволить себе вернуться в Бостон.
Так сильно, что становилось трудно дышать.
Мама потянулась и прижала меня к груди, целуя в макушку.
– Да, ты поймешь, если что-то гложет твоего ребенка, и, надеюсь, он расскажет тебе, что именно, чтобы ты, возможно, смогла ему помочь. Так уж вышло, что я вырастила двух отчаянно независимых девочек. И ты даже более независима, чем твоя сестра. Ты всегда была необузданной. Помогала Персефоне, опережая меня, – и с учебой, и в общении с друзьями и знакомыми. Ты уже в некотором смысле была родителем. Ты станешь прекрасной матерью, Белли-Белль, и познаешь самую удручающую тайну.
– М-м-м? – вопросительно промычала я, уткнувшись в ее кофту.
– Ты счастлива ровно настолько, насколько счастлив твой самый несчастливый ребенок.
Она снова поцеловала меня в макушку.
– Откройся мне, Белль.
– Я справлюсь, мам.
Она отстранилась и взяла меня за плечи, пристально глядя в глаза.
– Тогда сделай это. Не убегай, в чем бы ни было дело. Встреться с ним лицом к лицу. Ведь что бы ни случилось, ты сейчас должна думать не только о себе.
Я опустила ладони на живот.
Малышка Уайтхолл толкнулась в ответ.
Я с тобой, девочка.
Спустя двадцать минут после того, как мама отправилась на фермерский рынок, чтобы встретиться с друзьями по игре в бридж (моя юность едва не зачахла от одной мысли об этом), я взяла пустую тарелку из-под арбуза и вернулась в дом. Внутри стояла невыносимая жара, потому что кондиционер сломался еще несколько дней назад, и его до сих пор не починили. В задней стене дома зияла огромная дыра размером с канализационный люк, которая ждала, когда ее залатают.
Но все же он вызывал у меня странные ощущения. Сам дом построен уже давно, но казался новым. Он еще не подстроился под своих обитателей, не таил в себе воспоминания, ностальгию и тот домашний запах, который возвращает в детство.