Боялась, что буду так сильно в ней разочарована, так расстроена ее решением, что это скажется на наших отношениях.
Но не доверяя ее решению, я лишила ее возможности его принять.
– Нет, ушла бы. – Папа перестал вытирать пол и прижался лбом к рукояти швабры. Закрыл глаза. – Она бы ушла от меня. Она и так хотела это сделать, независимо от моей неверности.
Папа опустил голову, понурил плечи, а потом… заплакал.
Осел на пол передо мной.
Встал коленями в золотистую пивную лужу.
Мой отец никогда не плакал.
Ни после смерти тети, ни после смерти бабушки с дедушкой, ни в тот день, когда Персефона шла к алтарю вместе с братом жениха, потому что папа перенес операцию на ноге и не мог идти.
Он никогда не был плаксой. Как и все мы. Но вот он разрыдался.
– Прости, Белли-Белль. Я ужасно сожалею. Ни о чем так сильно не жалел в своей жизни. Даже представить не могу, каково тебе было так об этом узнать.
– Ужасно.
Но, как ни странно, возможно, не так ужасно, как видеть отца в таком состоянии.
Да, отчасти я все еще ненавидела его за то, что привил мне искаженное представление об отношениях, но вместе с тем именно он заботился о нас.
Он покупал мне все, что пожелаю, в меру своих возможностей и помогал выплачивать долг за учебу.
Он выступил одним из инвесторов, когда я открыла «Мадам Хаос», и однажды ударил мужика, который пристал ко мне с непристойным предложением, когда мы все отдыхали на Кейп-Коде.
Он никогда не запирал меня в кухонном лифте, не был жесток и не пренебрегал мной. Он облажался, но вовсе не хотел, чтобы это сказалось на мне.
– Если тебе от этого станет легче, то я не мог есть, не мог спать, не мог нормально жить еще очень долго после того, как мы с Софией расстались. А пару лет спустя я рассказал обо всем твоей матери.
– Погоди, мама знает? – Я схватила его за край клетчатой рубашки и дернула, чтобы он оказался на уровне моих глаз. Его глаза покраснели и опухли от слез. – Но ты сказал, что она ушла бы от тебя, если бы я ей рассказала.
– Она и ушла от меня.
– Она мне не рассказывала.
– А ты ей все рассказываешь? – Он многозначительно заглянул мне в глаза, приподняв бровь.
Справедливо.
Папа потер щеку костяшками пальцев.
– Она выгнала меня из дома вскоре после того, как вы окончили колледж. К тому времени вы с Перси уже съехали от нас. Думаю, она ждала, когда вы обе уедете, потому что не хотела вас травмировать. Я восемь месяцев снимал квартиру в паре кварталов от дома, пытаясь ее вернуть.
– Так держать, мама, – пробормотала я еле слышно. – Надеюсь, она тоже себе кого-то нашла.
– У нее два месяца был роман с инструктором по йоге из местной волонтерской молодежной организации YMCA. Когда мы снова сошлись, я так сильно злился, когда проезжал мимо этой YMCA, что поклялся переехать в другой район, лишь бы избавиться от этих воспоминаний.
– Так вот почему вы переехали за город?
Отец кивнул.
– Почему мама приняла тебя обратно? – Я вдруг поняла, что так и держу его за рубашку, но это не помешало мне еще крепче стиснуть ее в руках.
– С ней приключилась одна неприятность.
– Какая?
– Она вспомнила, что любит меня, и поняла, что в расставании наказывала не только меня, но и себя тоже.
Я отпустила его рубашку и отпрянула назад.
Меня захлестнула тоска по Дэвону. Не это ли я делала? Наказывала нас обоих, потому что не могла смириться с мыслью о том, что влюблюсь? Или доверюсь другому?
Отношения моих родителей были далеки от идеальных. Омрачены многолетними предательствами, неудачными годами и другими людьми.
Но. У. Них. Все. Равно. Получилось.
– Надеюсь, что со временем ты меня простишь, – сказал папа. – А если нет, позволь заверить тебя, Белли-Белль: сам я себя никогда не прощу.
Мне нужно время, чтобы подумать.
– Спасибо за разговор. А теперь я пойду и немного покричу в подушку, – объявила я и прихватила из кладовой упаковку крендельков в шоколаде по пути в гостевую спальню.
На мне по-прежнему был ярко-желтый купальник.
Остановившись возле лестницы и изо всех сил схватившись за перила, я обернулась взглянуть на отца. Он так и стоял на том же месте посреди открытой кухни.
– Еще один вопрос. – Я прокашлялась.
– Да?
– Что было не так с Софией? – выпалила я. – Почему она была такая ненормальная?
– Она не могла иметь детей, – угрюмо сообщил он. – Вот что с ней было не так. Вот почему от нее ушел муж. Три месяца спустя он женился на другой и в последствии стал отцом троих сыновей.
Бедняжка София тоже потеряла веру в любовь.
И в итоге потерпела поражение.