Любому, кто меня знал, было также известно, что я не поддерживал связь ни с кем из своей прежней жизни. Но мама повелась на эту историю, потому что толком меня не знала.
А что хуже всего, я сам ее больше не знал.
Но вот-вот увижу ее настоящую.
Войду в замок Уайтхолл-корт без предупреждения и посмотрю, как все обстоит, когда они не устраивают для меня представление.
Я распахнул двойные парадные двери. Двое переполошившихся слуг помчались за мной по пятам, пытаясь помешать мне войти в главную гостиную.
– Прошу вас, сэр! Она вас не ждет!
– Мистер Уайтхолл, умоляю вас!
– Мой особняк – мое дело. – Я ворвался, стуча каблуками ботинок по золотистому мрамору главной гостиной. Балки над моей головой сходились, словно деревья в лесу.
– Дэвон! – вскричала мама, вскакивая с дивана девятнадцатого века в викторианском стиле, держа в руках бокал шампанского. Я остановился на пороге, рассматривая развернувшуюся передо мной картину.
Суетившиеся вокруг матери слуги выносили из гостиной картину Рембрандта ван Рейна и дорогие предметы мебели, чтобы комната выглядела пустой и убогой. Сесилия сидела перед фортепиано и выглядела как женщина, которая не только не пребывала на грани самоубийства, а даже сама с радостью убила бы любого, кто грозил испортить ее досуг. На ней было платье от Prada этого сезона, а рядом сидел так называемый бич ее существования, он же Дрю, который, казалось, до моего появления был рад играть с прядями ее светлых волос.
– Дэвон? – спросил я с насмешкой. Когда я устремился к матери, она отставила шампанское в сторону и бросилась выгонять слуг в коридор, чтобы скрыть следы своей неосмотрительности. Она хотела, чтобы я думал, будто дом пустует и разваливается на части. Будто она так бедна, что у нее вот-вот опустеет холодильник. – Почему же не Дэвви?
Когда последние из слуг вышли за дверь, мамуля бросилась ко мне и, всхлипывая, заключила в объятия.
– Я так рада тебя видеть. Мы не ждали тебя раньше ужина. У твоего друга в Суррее все хорошо?
– Моего друга в Суррее не существует, так что сложно сказать, – протянул я.
Вырвавшись из ее объятий, я подошел к винтажной барной тележке и налил себе щедрую порцию бренди.
– Все не так, как кажется. – Настал черед Сеси вскочить из-за фортепиано и броситься ко мне с раскрасневшимся лицом. Она сжала в руках подол платья. – То есть да, полагаю, в каком-то смысле все так и есть, но мы не хотели, чтобы ты думал, будто наши тяготы не настоящие. Нам нужно было немного тебя подтолкнуть.
Я залпом выпил бренди и указал на сестру пустым бокалом.
– Ты склонна к самоубийству? – прямо спросил я.
Она заметно поежилась.
– Я… эм… нет.
– А когда-нибудь была?
Сеси замялась:
– Временами на меня накатывала депрессия…
– Добро пожаловать в жизнь. Это та еще куча дерьма. Но я спрашивал не об этом.
– Нет, – наконец призналась она.
Я перевел взгляд с сестры на ее мужа, который вскочил с банкетки и поплелся к нам в шелковой пижаме, нелестно смотревшейся на его бедрах. И это люди, о которых я беспокоился последние два десятка лет. Люди, которым отправлял чеки и слал письма. Люди, за которых я так волновался.
– Дрю – я ведь могу назвать тебя Дрю? – спросил я с обаятельной улыбкой.
– Ну, я…
– Забудь. Простое проявление вежливости. Я буду называть тебя, как захочу. Ты хорошо обращаешься с моей сестрой, засранец?
– Д-думаю, да. – Дрю неловко переступил с ноги на ногу, оглядываясь вокруг, будто проходил тест с единственным правильным вариантом ответа, к которому он не подготовился.
– Ты когда-нибудь работал?
– Был бизнес-консультантом в некоммерческой организации после окончания университета.
– Знал кого-то из руководства?
Он поморщился.
– Мой отец считается?
Ну, я даже не знаю, а королева – англичанка?
– У тебя есть проблемы со здоровьем, которые мешают работать?
– У меня случается сильное расстройство желудка, когда я нервничаю.
– Прекрасно. Начни зарабатывать себе на жизнь, и у тебя не будет причин нервничать.
Следом я повернулся к матери. Судя по мрачному выражению лица, она поняла, что в ближайшем будущем ей не светит ни радостных объявлений, ни конфетти, ни походов по магазинам.
– Ты вовсе не в бедственном положении, – сказал я.
– Я окажусь в нем, если ты не женишься на Луизе.
– Продай свои драгоценности.
– Семейные ценности? – Она вытаращила глаза.