– Я подала документы в университет. Думаю, стану ветеринаром, – она робко улыбнулась.
– Я заплачу, – предложил я. В конце концов, Сеси не участвовала в планах, которые мать и Луиза строили против Белль.
– Спасибо. – Она потянулась и сжала мою руку. – Но от небольшого студенческого долга еще никто не умирал, да и мне пора заняться чем-то самостоятельно, ты так не считаешь?
Как раз в этот момент мама решила устроить эффектное появление посреди разыгравшейся странной сцены, выйдя из дома с коробкой, полной безделушек.
– Сесилия? Господи, что здесь за переполох? Я…
Белль повернулась посмотреть на нее. Как только они встретились взглядом, мне стало ясно.
Во-первых, они обе сразу поняли, кто есть кто.
А во-вторых, если кто-то собрался кого-то убить, то я бы поставил на Мечту и даже не счел это рисковым вложением.
– О. – Мама поставила коробку на землю и поднесла ладонь ко рту, будто мы оба стояли на ее подъездной аллее полностью голые.
Мама никак не могла отвести взгляда от живота Эммабелль. Та в свою очередь покровительственно гладила его рукой, будто стоявшая перед ней женщина попытается украсть у нее ребенка, если она не будет осторожна. На ее животе все еще виднелся неглубокий, едва заметный шрам, оставшийся после тяжелого испытания с Фрэнком, но Белль сказала, что так ей даже больше нравится. Ее беременность обрела историю. Свидетельство того, как наш ребенок драгоценен и уникален.
– Белль хотела перед отъездом посмотреть, где я вырос. Я сегодня разобрался с завещанием. Все сделано. – Я опустил руку на плечо своей девушки.
Мама все так же смотрела на живот Белль с неистовой тоской.
– Надеюсь, вам нравится. – Она шагнула ближе к животу – к женщине, к которой он прилагался, – и впервые удостоила ее вниманием. – Можете располагаться. Мы уезжаем. Вы застали нас не в самое подходящее время. Прошу прощения, что не могу предложить вам никаких закусок. Все мои кухни уже собраны.
– Такая досада, когда все кухни собраны. Я всегда оставляю хотя бы три полностью оснащенными. На всякий случай, – Эммабелль ответила ей хитрой улыбкой, достала из-за уха леденец, как сигарету, развернула и сунула его за щеку.
Она настоящая бестия. Нежданная радуга на унылой серой картине. Обладательница множества образов, граней и ролей.
Мама завороженно пожирала ее взглядом.
– Все американки такие язвительные?
– Нет, мэм. Только лучшие из них.
– У вас такой… ленивый акцент.
– Видели бы вы мою программу тренировок. – Белль жадно сосала леденец, осматриваясь вокруг, будто пыталась решить, как хочет поступить с этим местом. – О, а ваш звучит так, будто вы рождены, чтобы отчитывать маленьких детей за то, что попросили еще одну порцию каши.
У меня вырвался смешок.
– Я слышала, вы стриптизерша. – Мама вздернула подбородок, но не выразила ни капли пренебрежения. Один только интерес.
Я шагнул вперед, готовый устроить ей словесную порку.
Белль опустила руку поверх моей.
– Я не стриптизерша, но, будучи знакомой с несколькими из них, могу сказать, что мне ни разу не встречалась стриптизерша с долгами по счетам. Обычно этим занимаются, чтобы оплатить учебу в колледже или быстро подзаработать. Чаевых полно. Не спешите критиковать, не попробовав.
Мама кивнула. Вопреки всем ее усилиям, она все же оказалась под впечатлением.
– Вы не такая, как я себе представляла.
– Вам не стоило и сомневаться. У вашего сына прекрасный вкус.
Мама повернулась ко мне.
– Она не так уж мне и неприятна, Дэвви, – сказала она с изрядной долей смирения.
– Хотелось бы мне сказать о вас то же самое, миссис Уайтхолл. – Голос Белль снова привлек ее внимание, и они встретились взглядом. – Но вы ранили любовь всей моей жизни, и нам предстоит уладить открытый конфликт.
– Уладим, – мама коротко кивнула и направилась к нам, едва ли не с осторожностью. – Но сперва можно мне потрогать ваш живот? Он такой округлившийся. А глядя на вас обоих, я просто уверена, что ребенок будет красивым.
– Можете потискать, миссис Уай, – предупредила Мечта, – но это не значит, что я вычеркнула вас из своего черного списка.
Боже милостивый, я люблю эту женщину.
Мама опустила ладони на живот Белль и улыбнулась ей:
– Она пинается.
– Откуда ты знаешь, что это девочка? – спросил я.
– Женщина чувствует, – мама отстранилась, загадочно нам улыбаясь.
Собственно, больше и сказать было нечего. Это не примирение, а тихое, полное достоинства прощание. Прощание, которые должно было состояться еще два десятилетия назад.
Мама взяла меня за руки, и я позволил ей. В последний раз.