– Возмутительно, – предельно мягко прокомментировал я, сделав глоток кофе.
– Весьма, – заныл Дрю. – Нам с моей дорогой Сеси не досталось в наследство даже клятой туалетной бумаги! – Он раздавил в кулаке печенье.
– Ох, да замолчи! – нетерпеливо рявкнула мама. Я впервые видел, чтобы она обращалась к зятю лично, и, сказать по правде, к военным преступникам она относилась с большей нежностью, чем к последнему члену семейства. – О Сесилии позаботятся. Я никогда не оставлю свою дочь в нужде.
– Сесилия? – взвыл Дрю, вскочив с места, но не набравшись мужества, чтобы выбежать из кабинета. – А как же я?
– Я не могу воспринимать это завещание всерьез. – Я взял яблоко с подноса с разнообразными угощениями и, развалившись на стуле и поглядывая на Тиндалла, вытер красный фрукт о свой костюм от Armani.
Адвокат ответил мне мерзкой улыбкой человека, который знал: я могу и даже должен это сделать.
– Мне жаль, Дэвон. Ты, как никто другой, должен знать, что закон и справедливость не имеют ничего общего. Завещание не подлежит отзыву, каким бы неразумным оно тебе ни казалось. Эдвин был в ясном уме и твердой памяти, когда составлял его. Три свидетеля могут это подтвердить.
– Он нарушает многовековые традиции, – заметил я. Я стану первым с семнадцатого века сыном в роду, которому достанется пустой сундук с сокровищами. – Впрочем, традиции – это всего лишь коллективное давление со стороны покойников.
– Чем бы они ни были, традиции сохраняются, – фыркнул Тиндалл.
– Есть и другой вариант, – осторожно начала мама, опустив ладонь на мою руку. – Ты мог бы поближе познакомиться с Луизой…
– Я стану отцом. – Я повернулся к ней, нахмурив брови.
Мама повела изящным плечом.
– В наши дни современные семьи встречаются повсеместно. Ты когда-нибудь смотрел Джереми Кайла?[16] Мужчина может быть отцом детей от нескольких женщин. Иногда даже более чем трех.
– Ты теперь черпаешь жизненные уроки у Джереми Кайла? – протянул я.
– Дэвви, мне жаль, но ты должен думать не только о себе. Еще есть я и Сеси.
– И я, – встрял Дрю. Будто мне было бы дело, если бы он рухнул на месте и сам Сатана за ухо утащил его в ад.
– Ответ: нет. – Лед в моем голосе не оставил простора для возражений.
Все эти годы я избегал отца отчасти потому, что он не принимал мое решение касательно Луизы, и теперь я рисковал потерять из-за этого и маму, и Сесилию. Ведь как бы я ни был богат, как бы хорошо о них ни заботился, – я все равно лишу их миллионов в виде недвижимости и капитала, если не женюсь на Лу.
– Дэвон, пожалуйста…
Я встал и умчался из кабинета – из здания, – закурил сигарету и принялся расхаживать по мощенной булыжником дороге. На улицы Лондона опустилась темнота. «Харродс» купался в ярких золотых огнях.
Мне вспомнился известный исторический факт. Во времена Первой мировой войны «Хэрродс» продавал наборы с наркотиками, предназначенные главным образом для раненых солдат, которые либо выздоравливали, либо умирали мучительной смертью.
Я прекрасно помнил эти истории. Мамина семья была в числе продавцов, которые поставляли этот товар в роскошный универмаг. Так они и стали неприлично богаты.
Семья моей матери содержала много маковых полей, а этот цветок, как известно, символизирует память о тех, кто погиб во время Первой мировой, благодаря своей способности произрастать всюду, даже в самое неблагоприятное время.
В моем воображении Эммабелль Пенроуз была похожа на этот цветок.
Милый, но ядовитый. Многогранный.
– Господи боже, ты поддался эмоциям! Ты только что продемонстрировал типичное поведение янки. Твой отец, наверное, в гробу переворачивается. – Мама выскочила в пронизывающий холод лондонской зимы, кутаясь в клетчатое черно-белое пальто.
Я сделал глубокую затяжку и выпустил в небо струйку дыма.
– Надеюсь, он укатится прямиком в ад, если еще туда не попал.
– Да бога ради, Дэвви! – попрекнула мама, демонстративно поправляя воротник моего пиджака. – Я сожалею, что ты оказался в таком положении, дорогой.
– Не стоит. Я не пошел на поводу у Эдвина, пока он был жив, и не стану делать этого сейчас.
– Станешь. Через несколько дней, может быть, недель, когда успокоишься и поймешь, что брак с Луизой наилучший вариант для всех. Для тебя, Сеси, Бутчартов…
– И, конечно, для тебя, – я мрачно усмехнулся.
Мама уставилась на старинные здания с удрученным, мрачным видом.
– Неужели моя убежденность в том, что я имею право на часть собственного состояния, настолько предосудительна?
– Нет. – Я выбросил сигарету и проследил взглядом, как она падает в канализацию. – Но ты должна была отговорить его вносить изменения в завещание.