Мне не понравилось, что Урсула предположила, что мы с Луизой уже помолвлены, будто это само собой разумелось.
К тому же мысль о том, чтобы оказаться в замкнутом пространстве с братьями Бутчарт и несколькими десятками заносчивых аристократов, вызывала у меня желание искать убежища на другой планете.
– У меня сейчас очень много работы.
– Но женятся ведь раз в жизни, – возразила она.
– В двадцать первом веке – не факт.
– Надеюсь, дело не в этой ужасной женщине. Если она попадет в беду, это ее проблемы, а не твои.
У этой ужасной женщины было имя, и, честно говоря, моя мать не заслужила право произносить его вслух. Но меня кое-что зацепило.
Нет. Даже не начинай. Такого попросту не может быть.
– Почему она должна попасть в беду? – спросил я, открыв дверь «Бентли» с водительской стороны и усевшись в салон. Я включил громкую связь и бросил телефон на центральную консоль. – Тебе что-то известно?
А если именно она изводила Белль?
Ей присущи все дискриминирующие параметры: мотив, затаенная обида, конечная цель.
Она знала, где я живу, а значит, знала, где живет Белль.
А любую информацию, какой ей не хватало, мог восполнить частный детектив.
Но неужели мать правда на такое способна?
– Мне ничего не известно, – ответила мама, тяжело дыша и пытаясь прикинуться оскорбленной. – Я так сказала только потому, что она, по твоим словам, стриптизерша. Они постоянно ввязываются в неприятности. Жизненный выбор многое говорит о человеке. А что? На что ты намекаешь?
– Что ты скрываешь? – парировал я.
– Я ничего не скрываю. Но я знаю тебя, а ты заботлив от природы. Я не хочу, чтобы ты от чего-то отказывался ради нее.
– Мне начинает казаться, что ты знаешь больше, чем говоришь.
– Ты становишься слишком подозрительным. Я за тебя беспокоюсь. Ты теряешь над собой контроль. Возвращение домой пойдет тебе на пользу. Подумай об этом, пожалуйста.
Ужин, как и ожидалось, проходил идеально.
Обстановка, комната, еда и женщина. Все безупречно. Луиза сидела напротив меня в своем роскошном номере, надев черное вечернее платье, идеально подходившее для этого случая.
Мы ужинали жареным лобстером с красным картофелем.
Застекленные створчатые двери балкона были открыты, впуская в номер весенний ветерок, приносящий с собой аромат цветов.
Это напомнило мне о Европе. О ленивых летних каникулах на южном берегу Франции.
О сыром мясе и таком вонючем сыре, что от его запаха слезились глаза. О загорелой коже и шато, в которых я блуждал.
И я осознал, что скучаю по дому.
Скучаю до боли.
– Знаешь, я пыталась тебя забыть. На какое-то время у меня даже получилось, – призналась Луиза, водя подушечкой пальца по кромке винного бокала. – Фредерик был невероятным человеком. Он научил меня вере – силе, которую, как мне казалось, я утратила навсегда. Я жила с этим ужасным чувством несостоятельности. В конце концов, выйти за тебя было главной целью моей жизни, но я каким-то образом умудрилась тебя отпугнуть.
– Лу, – простонал я, чувствуя себя отвратительно, потому что в каком-то смысле она по-прежнему именно это и делала. Пыталась меня завоевать.
– Нет, подожди. Я хочу закончить. – Она покачала головой. – После встречи с ним я целый год избавлялась от своих комплексов, снимала их слой за слоем, чтобы попытаться узнать, кто же я такая. Было трудно… и заняло много времени. Фредерик не знал, почему я стала такой. Почему мои раны никак не заживали. Но он был терпелив и добр ко мне.
Я разделил лобстера щипцами, ощущая сходство с мертвым животным. А еще сочувствие к Фредерику, который, похоже, был хорошим человеком и заслуживал лучшего.
А еще меня посетило странное прозрение. Фредерик обладал и способностью, и выдержкой, чтобы оставаться с Лу, когда она была для него неприступна. Так почему я не мог сделать то же самое для Эммабелль?
– Первое время, когда мы с ним сошлись, мне снилось, как ты возвращаешься, а я хвастаюсь перед тобой своими новыми отношениями. Своим безупречным мужчиной. Но спустя какое-то время я перестала о тебе думать. Его мне было достаточно. А вообще… – Она замолчала. – Не просто достаточно. Он был для меня всем. И мне было ужасно больно, когда я его потеряла. В тот момент я поняла, что, возможно, меня прокляли, – Луиза улыбнулась и подперла подбородок костяшками пальцев.
Я посмотрел ей в глаза и увидел в них печаль. Необъятную печаль. Вот мы собираемся обручиться, но все еще тоскуем по другим людям.
Разница лишь в том, что желанный мной человек еще жив.