Г-жа Тербуш. Но я…
Дидро. Тихо! (Та же игра с м-ль Гольбах, предвосхищая ее реакцию.) Тихо! Долг прежде всего, и он не ждет. (Выпроваживает их за дверь, не удивляясь столь незначительному сопротивлению.)
Сцена восемнадцатая
Дидро один.
Вздыхает с немыслимым облегчением.
Дидро (счастлив). Я жертва! (Фатовато смотрится в зеркальце, явно довольный собою). Жертва любовных эксцессов! Чувственного шантажа! Жертва пола! (Снова глядится в зеркальце, затем спохватывается.) Я распыляюсь, распыляюсь. (Со сладостным лицемерием.) Что за ужасный день! (Улыбается своему отражению.) Однако какое благородное самоотречение! (Вновь берется за свою статью; делает гримасу и говорит, на сей раз более искренне.) Чертова статья! Проклятый Руссо! (Мечтательно.) Да, малышка Гольбах — это вам не моя дочь, просто ничего общего… А Тербуш какова!… (Вздыхает.) Мне никогда не везло: вечно мне доставались сандалии зимой и зонт в безоблачную погоду! (Решительно склоняется над статьей и безнадежно вздыхает.) Иной раз мне хочется быть не собой, а каким-нибудь Руссо, Гельвецием, Вольтером, — в общем, человеком с крепкой головой, с устоявшимися идеями, правильными, четко изложенными, которые заключают в формулы, затем в книги; идеи, которые остаются потомству, застревают в голове, отливаются в бронзе… А я меняю точку зрения, стоит женщине войти в комнату, способен перейти с гавота на менуэт в самый разгар танца, идеи проносятся у меня в голове, сталкиваются — и ничего не остается. Я просыпаюсь «за», засыпаю — «против». Гнусные молекулы… Ладно, теперь — мораль, что там с моралью…
Сцена девятнадцатая
Анжелика, Дидро.
Анжелика влетает вихрем, вся в слезах, и бросается в объятия отца.
Анжелика. Ах, папа, ты был прав! Тысячу раз прав! Я только что видела шевалье Дансени. Он отвратителен: у него недостает одного зуба!
Дидро. Что ж, тем лучше!
Анжелика. И он такой волосатый, просто ужасно…
Дидро. Он? Я как-то видел его без парика, он лыс, как колено.
Анжелика. Похоже, все, что могло расти на голове, сейчас торчит у него из ушей.
Дидро. Вот как? (Машинально ощупывает собственные уши.)
Анжелика. Папа, у меня открылись глаза, и я увидела его таким, каков он есть. Я осознала ошибку, которую собиралась совершить. Ты был прав: моя связь с Дансени была бы совершенно нелепой: он слишком стар.
Дидро. Дансени? Мы с ним ровесники.
Анжелика. Ты представляешь? Он твой ровесник! И внезапно я вспомнила все, что ты говорил мне о сохранении вида, о необходимости думать о благе детей. Я не могу иметь ребенка от такого пожилого мужчины: он может родиться слабеньким или с каким-нибудь дефектом. В таком возрасте соки организма уже наверняка подпорчены, сперма нездорова, и у нас может получиться урод.