Уилмот был одним из главных движителей всей аферы, основанной на «дружбе» с шотландцами. Одним из тех немногих, кто сопроводил молодого короля в Англию и изрядно скандализировал пресвитерианцев собственным поведением. Он был с королем в сражении при Вустере и стал его спутником в последовавшем бегстве с поля брани. Путешествуя под именем мистера Барлоу (не единственный и не последний псевдоним, которым он пользовался), Уилмот прибыл с королем в Брайтон и обосновался на постоялом дворе на Западной улице. Оттуда они на лошадях добрались до Шорхэма, после чего на рыбацкой лодке переправились во Францию.
Может быть, именно сомнительная роль, сыгранная Уилмотом при бегстве короля, заставила леди Уилмот тоже покинуть Англию, поскольку 1653–1654 гг. она с детьми провела в Париже. Гайд (будущий лорд Кларендон) 15 августа 1653 года в письме из Парижа ее супругу, ставшему теперь графом Рочестером и рыщущему по Германии в поисках денег для нужд престола, упомянул о том, что малолетний сын Уилмота всегда с волнением ждет отцовских посланий; он присовокупил также, что шестилетний Джон пребывает в отменном здравии и отцу следует гордиться таким первенцем. И в новом письме (в мае 1654 года) Гайд сообщает, что леди Рочестер не желает ехать в Англию, не повидавшись с мужем, но в беседе с самим Гайдом она выказала решимость оставаться в Париже до тех пор, пока не будет окончательно названа точная дата возвращения в Англию короля; к этому же принуждают ее обстоятельства, в частности состояние Фрэнка (ее сына от первого брака), едва оправившегося от тяжелой болезни.
Однако уже через две недели (как вытекает из следующего письма Гайда Уилмоту) ее терпению приходит конец. «Ваша супруга измучена пребыванием в Париже, а бедный Генри — тем паче; они уже близки к тому, чтобы уверовать в огульный навет, будто в Париже и впрямь самый гиблый воздух во всем мире». Леди Рочестер была не из тех, кто упивается жизнью при дворе, да и двор Карла был тогда таков, что не мог бы ничем порадовать ни гуляку, ни моралиста. С одной стороны, как известно, у Карла была в изгнании семнадцатилетняя фаворитка; по вечерам весь двор пел, плясал и веселился «так, словно мы одержали победу», а с другой — при дворе все дышало самой настоящей нищетой, королевских лакеев сажали в долговую яму, посуда уходила в ломбард, вельможи, теряя достоинство, клянчили деньги в долг.
Дитчли-парк, пусть над ним и нависла угроза конфискации со стороны Протектората, манил леди Уилмот куда сильнее, чем танцы и забавы на пустой желудок и призрачные надежды придворных хохотунов. Она была прирожденной помещицей; иных свидетельств о ее жизни в городе и тем более пребывании при каком бы то ни было дворе до нас не дошло. Если не считать собственных детей, сильнее всего она была привязана к Джону Кэри, многолетнему управляющему обоими ее именьями, Дитчли и Эддербери, который неизменно брал на себя заботы, по праву причитавшиеся сначала ее мужьям, потом сыновьям, а в конце концов, и внукам. Уже будучи в весьма преклонном возрасте, она написала о нем внуку, графу Личфилду, с как правило не свойственной ей нежностью:
Бедный Кэри так глубоко удручен смертью жены, что я боюсь, как бы мы не потеряли и его тоже. Грустно смотреть, как он переживает. Разумеется, она и впрямь была хорошей женщиной, и отличной женой, и безупречной домохозяйкой, но болела она так тяжело и долго, что с некоторых пор стало казаться чудом, что она вообще еще жива. Я не сомневаюсь в том, что мне суждено с ним проститься. Я слышала, что он даже в собственном доме оставаться не хочет или не может, потому что там нет ее. А если он отойдет от дел, то сразу же умрет, потому что только дела хоть как-то удерживают его на плаву. В твоих собственных интересах тебе следует убедить его не уходить в отставку, пребывая в таком унынии, потому что тогда уж за ним на старости лет определенно никто не присмотрит.
Неизвестно, сколько времени провела леди Уилмот в Париже и повидалась она с мужем или нет. В 1656 году она уже определенно вернулась в Дитчли, потому что именно в этом году она спасла именье от конфискации его Кромвелем. Ее мужу велели выслать бумаги на поместье в целях его полной или частичной конфискации, а леди Рочестер настаивала на том, чтобы исключить из общей описи владений ее второго мужа примыкающее к ним имение, унаследованное ею от первого супруга-пуританина. Она обратилась к лорду-протектору с жалобой, в которой утверждалось, что «поскольку (ее нынешний) муж не заинтересовался (ее примыкающим к его владениям) поместьем… все юридические процедуры, угрожающие нынешнему статусу, должны быть прерваны и признаны излишними». Окончательный итог тяжбы нам неизвестен, но Бернет утверждает, что лорд Рочестер не оставил сыну «почти ничего, кроме чести и титула». И в 1657 году мы вновь находим леди Рочестер в Дитчли, где ее навещает сэр Ральф Верней — человек с заслуженно безукоризненной репутацией, ставший после кончины Генри Уилмота подлинным наставником и заступником ее сыну.
Сам Уилмот умер в 1658 году в Бельгии и поначалу был похоронен в Брюгге.
Между отъездом жены из Парижа и смертью мужа супружеской чете Рочестеров представился случай повидаться, хотя маловероятно, что эта возможность была ими использована.
В 1655 году Рочестер пустился в последнюю из роялистских авантюр до завершения эпохи Протектората, прибыв в Англию инкогнито. Вопреки предостережениям со стороны членов тайного общества остающихся на родине сторонников престола (так называемый «Тугой Узел»), изгнанники решили осуществить вторжение, и Рочестер сам вызвался вернуться на остров для подготовки такового. Он тайно высадился на берег в Маргейте и, добравшись до Лондона примерно 23 февраля, укрылся в доме некоего портного на Олдерсгейт-стрит.
Это было рискованное предприятие. Агентами и осведомителями Кромвеля кишели каждый крупный город и каждый порт, и поэтому вполне вероятно, что и план вторжения, и имена заговорщиков стали известны лорду-протектору заранее. В месяц предполагаемой высадки Рочестера на берег во все портовые города, включая Рай и Маргейт, было послано предписание тщательно допрашивать и подвергать личному обыску всех, кто прибудет с континента. Самого Рочестера по дороге в Лондон останавливали и допрашивали дважды, и трудно понять, каким образом ему удалось избежать ареста. Потому что хитрить и лукавить он не умел; особенно выпив; а пил он, разумеется, постоянно.
В письме от 8 марта, написанном одним из заговорщиков, Дэниэлом О'Нилом, королю («мистером Брайаном — мистеру Джексону»), ярко обрисована жизнь тогдашних конспираторов, проникнутая неуверенностью, взаимными подозрениями, обманами и постоянным страхом перед возможным разоблачением.
Сир!Получив Ваше распоряжение уладить вопрос о долгах, я примчался сюда как на крыльях, — но только затем, чтобы обнаружить, что все Ваши счета и доходные предприятия находятся в страшном беспорядке вследствие отсутствия на месте одних Ваших сторонников, сознательного пренебрежения собственными обязанностями со стороны других и отчаяния, охватившего третьих из числа тех, к кому Вы велели мне обратиться, каковые пребывают в тех же чувствах, о которых писали Вам сами. Так что и мистеру Амброузу (Николасу Армореру), и мне самому начало казаться, что ничего путного здесь предпринять невозможно — и уж лучше нам было бы вернуться домой, чем тратить деньги без малейшей пользы для Вашего дела. Мистер Эрвил (сэр Томас Армстронг) отговорил меня от незамедлительного возвращения, убедив в том, что удастся перекомпоновать Ваши долги, причем с легкостью, если только Вы облечете меня дополнительными полномочиями… В тот же самый день я переговорил примерно с полудюжиной джентльменов, которые радостно заверили меня в том, что готовы скостить долг вдесятеро, лишь бы Вы получили возможность вернуться из изгнания… (И тут) с Божьей помощью мистер Ротэлл (лорд Рочестер) прибыл в Лондон с искомыми полномочиями, которые вдохнули новую жизнь во все предприятие, так что всего за пять дней, проведенных им в городе, мы уладили все Ваши дела способом, который, как мы надеемся, не даст Вам повода гневно нахмуриться. Мистер Уиллингс (Запад), мистер Ньюет (Север), мистер Кэттинг (Чешир) и мистер Сент-Оуэн (Шрусбери) пообещали погасить векселя в тот же день, да и остальные не заставят ждать себя долго. Я чуть было не позабыл сообщить Вам о том, что Ваш верноподданный слуга Нопли (Кент) в настоящее время не в состоянии сослужить Вам надлежащую службу, так что ожидавшиеся от него деньги следует изыскать где-нибудь в другом месте. Причина временной неплатежеспособности мистера Нопли заключается в том, что сейчас у него живет чуть ли не вся семья мистера Эксфорда (войско). Мистер Катс (Кромвель) прислал их к нему, прослышав о том, что мистер Кинсфорд (король) собирается стать его непосредственным наследником… Мистер Ротэлл отправился в Йейтс (Йоркшир), к себе домой. Он так спешил добраться туда, что не нашел времени написать Вам, за что и просит нижайше Вашего прощения… Должен отметить, что мистер Ротэлл оказался едва ли не лучшей кандидатурой на роль Вашего полномочного представителя на переговорах с кредиторами, но многим тут у нас он не понравился, причем я и сам небезосновательно разделяю общую неприязнь к нему; кое-кого удивил и тот факт, что в дело не вступил мистер Офилд (лорд Ормонд), в результате чего Ротэлла можно было бы отозвать и подойти к решению вопроса с куда большей ответственностью; не говоря уж о том, что, явись Ротэлл к нам два месяца назад, когда его, собственно, и ждали, Вы с женой и детьми уже наверняка были бы вместе с нами.