— Если бы вы знали, — рассказывал он, — какую жизнь мне приходилось вести среди этих мужчин: каждую минуту скрывать от них присущие моему полу слабости, говорить не своим грубым голосом, ходить как солдат, выслушивать оскорбляющие мое достоинство шутки, распевать непристойные куплеты. Это было ужасно…
Растроганный Бомарше согласился, что для женщины очень трудно быть драгунским капитаном. А д'Эон сделался вдруг… нежным, застенчивым и кокетливым с молодым автором «Севильского цирюльника». Toт попался удочку, вот что он написал Людовику XVI:
« Когда задумываешься о том, что это гонимое создание принадлежит к полу, которому все простительно, — сердце наполняется состраданием. Смею заверить Вас, сир, что если обращаться с этим нежным, хотя и несколько озлобленным двенадцатилетними несчастьями, существом с умением и ловкостью, можно без особого труда подчинить его и заставить вернуть все бумаги покойного короля на разумных условиях». И Бомарше, к великой гости д'Эона — который просто развлекался, — вооружился нежностью, любезностью… и стал за ним ухаживать. В конце концов мужчины составили любопытный документ, в котором д'Эон «торжественно и окончательно отрекался от своего имени и мужского естества и обязывался носить женскую одежду».
В обмен на это правительство Людовика XVI обещало ему позволение въезда во Францию, когда бы он того ни пожелал, пожизненную ренту в двенадцать тысяч ливров ежегодно и вручение «значительных сумм в счет уплаты его долгов в Англии». Пятого октября 1776 года кавалер подписал этот контракт, а на следующий день он заболел. Жертва, принесенная им во имя любви к английской королеве, так глубоко его опечалила, что он целый месяц не вставал с постели. Превращение было болезненным в буквальном смысле слова…
Слух о контракте, подписанном кавалером и Бомарше, быстро распространился по Лондону. Снова началось брожение умов, и спорщики, решившие, что они близки к разгадке, поставили огромные суммы. Эти игры увлекли и самого Бомарше. Он тоже решил принять участие в споре о том, какого пола д'Эон, поставив некоторую сумму. У него не было ни малейшего сомнения, что речь идет о женщине, — его убедил в этом Вержен, но все-таки он решил убедиться лично. Предприятие обещало быть нелегким: с тех пор как д'Эон стал мадемуазелью, он превратился в совершенную недотрогу — бывший драгунский капитан стал капитаном добродетели.
Однажды вечером писатель пришел к кавалеру вместе со своим другом Морандом, и, найдя его в приятном расположении духа, обратился к нему с вопросом:
Мадемуазель, я почти закончил возложенную на меня миссию. Через несколько дней вы, вероятно, переоденетесь в женское платье. Но в тот момент, когда все завершается, мне в голову приходит досадная мысль — а если вы не женщина?..
Д'Эон побледнел.
— Я — женщина.
Бомарше медовым голосом продолжал:
— Вне всякого сомнения. Но для успокоения совести я хотел бы в этом удовлетвориться. Вы меня понимаете? — И очень вежливо он попросил для себя и для своего друга разрешения посмотреть и пощупать…
Кавалер почувствовал, как почва уходит у него из-под ног… Если он откажется, Бомарше поделится своими сомнениями со всем светом — со всеми жителями города, и Людовик XVI будет посрамлен, так же как и Софи-Шарлотта… Он решил согласиться и обмануть обоих мужчин. «Он согласился, — говорит нам Гайардэ, — исполнить лишь одну часть их просьбы. Он пообещал не показать, поскольку стыдливость ему не позволяла этого, а дать пощупать… Договорились, что, когда свет будет полностью погашен, каждому из двух сомневающихся, одному за другим, позволено будет лишь провести рукой… Кавалеру по причине необыкновенной застенчивости потребовались сутки, чтобы принести эту жертву. Свидание было назначено на следующий день». В назначенный час Бомарше и Моранд пришли к д'Эону, тот лежал в постели. Один за другим, в темноте, сунув руку под простыни, они на ощупь убедились в женской сущности кавалера…
Позднее Моранд напишет: «Карл-Женевьева Д'Эон разрешил мне самостоятельно убедиться в его половой принадлежности: он показал мне грудь, разрешил проникнуть под накрывающую его простыню. Это — настоящая женщина». Как удалось кавалеру провести Бомарше и его друга? Вот объяснение Гайардэ: «Вы читали сказку Лафонтена „Очки“? Вы знаете, что один молодой влюбленный проник в женский монастырь, и вскоре это принесло свои плоды. Аббатиса, которая больше не верила в зачатие новой Марией ребенка от Святого духа, без потери девственности, поклялась найти волка, прокравшегося в овчарню. Всем монахиням приказано было выстроиться в ряд в чем мать родила. Аббатиса надела очки и приступила к осмотру с целью найти злодея… Что же сделал влюбленный, чтобы не отличаться от этих белокожих обнаженных овечек; которых кое-где было больше, а кое-где — меньше? Этот юноша привязал веревкой тот излишек, которым обладают мужчины, таким образом, что низ живота оказался у него таким же гладким, как у всех монахинь». Так поступил и Д'Эон, и план его удался. Бомарше и Моранд так прочно убедились в женской сущности Эона, а их руки нашли столь неоспоримое тому объяснение, что они очертя голову бросились заключать пари, играя на большие суммы, ставя вдвое или втрое больше на женщину против мужчины. Однажды писатель вздумавший получить свои огромные выигрыши, вопросил согласия д'Эона еще раз дать ощутимое и наглядное доказательство своего пола, теперь уже — специально образованному жюри. За такую любезность он пообещал кавалеру восемь тысяч луидоров и часть выигрыша. Д'Эон отказался.
Тогда Бомарше, не желая выпускать добычу из рук, задумался: как найти объяснение стыдливости девицы и заставить ее доказать жюри свой пол? Наконец он нашел способ. Однажды вечером он отправился к д'Эону и, притворившись влюбленным, объявил о своем намерении взять его в жены. Бывший драгунский капитан с трудом удержался от смеха.
— Мне сорок семь лет, — сказал он. — А вы еще так молоды…
— Я знаю, — сказал Бомарше, целуя ему руки, — но я люблю вас…
Прозорливый Д'Эон разгадал намерения своего воздыхателя. Но ему нужно было получать ренту — он ведь сам согласился еще какое-то время играть в эту игру. Он таял от нежности, вздыхал и посылал воздушные поцелуи. Его, однако, несколько смущало нетерпение писателя, «который постоянно давал волю рукам». Честь английской королевы ставила его иногда в затруднительное положение…
Слух о предстоящей свадьбе Бомарше и кавалера быстро распространился в Лондоне и дошел до Парижа. Дамы, по личному опыту знавшие о мужском естестве д'Эона умирали со смеху. Одна из них, м-м де Курсель, написала ему довольно колкое письмо. Намекая на спор, возникший по поводу пола кавалера, она желчно заключила «Признайтесь, что мне, которая видела своих руках так часто держала истину, есть от чего сойти с ума…»
Вержен был в отчаянии. Он никогда бы не предположил, что автор «Женитьбы Фигаро» сможет влюбиться… в бывшего военного. Решив покончить с возмутительной комедией, разыгравшейся в Лондоне, он стал искать выход. Д'Эон подсказал ему этот выход, попросив разрешения вернуться во Францию. Устав от роли соблазняемой девицы, кавалер мечтал уединиться от шума и суеты в своем родном городе Оннере. Верже охотно согласился. Д'Эон упаковал вещи, в последний раз надел свою красивую драгунскую форму и, покинув кипящего энергией Бомарше, 13 августа 1777 года выехал из Лондона. Перед отъездом он послал в газету заявление, в котором объявлял публике, что никогда больше никому не продемонстрирует свой пол. Это опечалило многих англичан.
По прибытии во Францию Д'Эон получил приказ немедленно переодеться в женское платье. На этот раз он повиновался. Мари-Антуанетта из благодарности заказала ему гардероб у лучшей французской модистки Розы Бертэн и подарила веер. Для бывшего военного началась новая жизнь. Забыв о прошлом, он научился вышивать, готовить, ткать и делать макияж. Сорок девять лет он был напористым мужчиной, а тридцать три года — очаровательной женщиной… Когда в 1810 году он умер, сильно заинтригованные врачи осмотрели его тело. Они смогли констатировать, что под женскими юбками Д'Эон остался настоящим драгунским капитаном…