Выбрать главу

Уэда Акинари

Распутство змеи

Жил некогда в Мивагасаки, что в провинции Кии, человек по имени Такэскэ Оя.

Он был искусен в рыбной ловле, нанимал рыбаков, промышлял рыб с широкими и узкими плавниками, и семья его жила в достатке. Имел он двух сыновей и одну дочь. Старший сын Таро был прост нравом и трудился вместе с отцом. Дочь выдали за человека родом из Ямато, и она уехала к мужу. Младшего сына звали Тоёо. Был он нрава мягкого и изнеженного, любил все изящное и утонченное и нимало не помышлял о делах семьи. Отца это очень заботило, и он не знал, как с ним быть.

Если выделить ему долю в хозяйстве, он сразу все разбазарит. Если отдать наследником в бездетную семью, за него придется выслушивать попреки. И отец решил: «Пусть живет как знает, пусть станет либо ученым, либо монахом. Пока я жив, пусть кормится от щедрот Таро, не будем ни к чему его принуждать». Так Тоёо стал ходить в монастырь Нати-но-Сингу, где обучался наукам у настоятеля Абэ-но-Юмимаро.

Раз в конце сентября выдался особенно погожий день, как вдруг с юго-востока надвинулись тучи и пошел мелкий и частый дождь. Тоёо одолжил у настоятеля зонт и отправился домой, но, едва он дошел до холма, с которого открывался вид на сокровищницу храма Асука, дождь полил сильнее, и Тоёо забежал в первую попавшуюся рыбацкую хижину. Престарелый хозяин принял его с почтительными поклонами. «Да никак это сын нашего господина! — сказал он. — Спасибо, не побрезговали моим нищим жильем. Позвольте предложить вам присесть». И старик принялся отряхивать от пыли грязный дзабутон[1]. «Право, не беспокойся, — ответил Тоёо, усаживаясь. — Я ведь к тебе ненадолго». В это время со двора донесся нежный голос: «Позвольте переждать дождь под вашей крышей». С этими словами в хижину вошла женщина, и Тоёо в изумлении на нее уставился. Лет ей было не больше двадцати, лицом прекрасна и с изящной прической, в шелковом кимоно, украшенном изображениями горных пейзажей. И была при ней опрятного вида девочка-служанка, которая несла какой-то сверток. Обе они насквозь промокли и выглядели весьма плачевно. Увидев Тоёо, женщина покраснела, и в смущении своем она была так благородна и изящна, что у Тоёо сильно забилось сердце. Он подумал: «Если бы эта прекрасная дама жила где-нибудь поблизости, я бы не мог не услышать о ней. Верно, она из столицы, приехала на поклонение в монастырь Нати, и дождь застиг ее во время прогулки по берегу. Как, однако же, она неосторожна, что гуляет одна, без мужчины». Подумав так, Тоёо подвинулся и сказал: «Пожалуйста, подойдите и садитесь. Дождь, наверное, скоро пройдет».

Женщина поблагодарила, села рядом с ним на дзабутон. В хижине было тесно, и они сидели, почти касаясь друг друга. Вблизи она показалась Тоёо еще прекраснее. Невозможно было представить себе, чтобы женщина нашего бренного мира была так красива. Тоёо почувствовал, что сердце его вот-вот выпрыгнет у него из груди. Он сказал: «Я вижу, вы — благородная дама. Объясните же, что привело вас на наши пустынные берега, где бушуют свирепые волны? Вы явились на поклонение в монастырь Нати? Или, может быть, вам захотелось посетить горячие источники в горах? Ведь это о здешних местах сказал древний поэт:

Неужели в путиЗдесь меня дождь застанет?У переправы Сано,Возле Мивагасаки,Хижины нет ни одной.

Поистине эти стихи были сложены в день, подобный сегодняшнему. Ну. что же, дождь вы можете спокойно переждать здесь. Это жилище неказисто, но оно принадлежит человеку, которому мой отец оказывает покровительство. Да, где вы изволили остановиться? Я не осмеливаюсь просить разрешения проводить вас, ибо вы сочтете это неприличным, но прошу вас, возьмите хотя бы мой зонтик».

Женщина ответила: «Вы очень любезны. Мне даже кажется, будто ваше горячее участие высушило мою промокшую одежду. Но вы ошибаетесь, я вовсе не из столицы. Я давно уже живу в этих местах. Сегодня была такая хорошая погода, что я решила сходить на поклонение в Нати. Нежданный дождь напугал меня, и я поспешила укрыться в этой хижине. Поверьте, я и не подозревала, что увижу вас здесь. Ну вот, дождь прекратился. Мне нора идти. Мой дом здесь неподалеку».

Тоёо попытался удержать ее. «Дождь ведь еще не совсем прошел, — сказал он. — Возьмите хотя бы мой зонтик, потом, при случае, вернете. Где вы изволите проживать? Я пришлю слугу». — «Возле монастыря спросите дом Манаго Агата, вам покажут. Вот и солнце садится. Разрешите поблагодарить вас за доброту, я охотно воспользуюсь вашей любезностью». С этими словами женщина, взяв зонтик, удалилась. Тоёо провожал ее взглядом, пока она не скрылась из виду, а затем одолжил у старика хозяина соломенную накидку и вернулся домой. Образ женщины все стоял перед его глазами, он долго не мог заснуть и забылся только на рассвете. Приснилось ему, будто он отправился к Манаго. Дом ее был огромен и выглядел величественно; ворота были забраны решеткой и завешены бамбуковыми шторами. Манаго сама встретила его. «Я не забыла о доброте вашей, сказала она, — и ждала вас с любовью. Прошу вас, заходите». И она провела его в комнаты и стала потчевать вином и всевозможными фруктами. Затем, опьянев от вина и радости, они легли на одно ложе. Но тут взошло солнце, и Тоёо проснулся.

«Если бы это было наяву!» — подумал Тоёо. Сердце его сильно билось. Забыв о завтраке, он словно в тумане вышел из дому. В деревне возле монастыря он спросил, где находится дом Манаго Агата, но никто не мог ему ответить. Минул полдень, а Тоёо все ходил по деревне и спрашивал. И вдруг он увидел девочку-служанку, которая вчера сопровождала Манаго. Он необычайно обрадовался и остановил ее: «Где же ваш дом, девочка? Я ведь пришел за зонтиком». В ответ служанка сказала с улыбкой: «Как хорошо, что вы пришли! Пожалуйте за мной».

Она поспешила вперед и через некоторое время сказала: «Здесь». Тоёо увидел высокие ворота и огромный дом. Все, даже бамбуковые шторы на воротах, было точно такое же, как во сне. «Как странно!» — подумал Тоёо и вошел.

Служанка вбежала в дом. «Хозяин зонтика искал вас, и я его привела», — крикнула она. «Где он? Пригласи его сюда», — с этими словами навстречу Тоёо вышла Манаго. Тоёо сказал: «Неподалеку отсюда живет мой наставник господин Абэ. Я обучаюсь у него уже несколько лет. Сегодня по пути к нему я решил зайти к вам за зонтиком. Теперь я знаю, где вы живете, и когда-нибудь зайду еще раз». Но Манаго, не давая ему выйти, сказала служанке: «Мароя, не выпускай его!» И служанка, вцепившись в него, объявила: «Вы настояли на том, чтобы мы взяли ваш зонтик, а мы настоим на том, чтобы вы немного погостили у нас».

Подталкивая сзади, она провела его в южную комнату. Там пол был застлан циновками, стояла красивая ширма, висели картины старинных мастеров. Сразу было видно, что дом принадлежит людям не подлого звания.

Манаго, войдя вслед за Тоёо, сказала: «По некоторым причинам в этом доме сейчас никто не живет, и мы не можем угостить вас как подобает. Так позвольте предложить вам простого вина». Мароя подала закуски и фрукты в вазах и на блюдах и вино в фарфоровых бутылках и глиняных кувшинах и наполнила чашки. «Уж не сон ли это опять? подумал Тоёо. — Жаль было бы проснуться».

Однако все было наяву, и это показалось Тоёо еще более странным.

Когда и гость, и хозяйка опьянели, Манаго подняла, чашку с вином и, обратив к Тоёо свое лицо, прекрасное, как отражение в чистой воде ветки цветущей вишни, заговорила нежным голосом, каким поет соловей в листве, колеблемой весенним ветром: «Не стану я оскорблять богов, тая от вас постыдную слабость. Только не принимайте мои слова за ложь или за шутку. Я родилась в столице, но вскоре отец и мать покинули меня. Воспитывалась и выросла я у кормилицы. Затем меня взял замуж некий Агата, чиновник при правителе этой провинции, и я прожила с ним три года. Этой весной он оставил службу и вдруг занемог и скончался, покинув меня одну в целом свете. Я справилась о кормилице, но мне сообщили, что она постриглась в монахини и отправилась странствовать. Значит, никого не осталось у меня в столице. Пожалейте же меня! Вчера, когда мы вместе спрятались от дождя, я тотчас же поняла, какой вы добрый и нежный человек, и захотела принадлежать вам до конца дней своих, быть вашей супругой. Так не отталкивайте меня, и закрепим навечно наш союз вином из этих чашек!»