Болезненный стон вырвался из ее горла. Казалось, словно прошли годы, прежде чем она, наконец, медленно кивнула. Это было ее единственное подтверждение ситуации.
— Мы должны отвезти тебя в больницу, — произнесла я.
— Нет! — быстро выговорила она.
— Что значит «нет»?
Она упрямо покачала головой. — Я не поеду.
— Почему?
— Это ничего не изменит.
— Нет, изменит! Это никогда не случится снова.
— Нет, случится, — сказала она очень тихо.
Наконец, она посмотрела на меня. Я видела ее страх. Видела ее унижение.
У меня в голове засело так много вопросов. «Как долго это происходит? Твоя мама знает? Почему ты мне не сказала?». И я оставила их все при себе; Лана едва дышала, оставим разговоры на потом.
Я встала. Провела пальцами сквозь волосы, в сокрушении начав ходить взад и вперед.
Переживание всего этого походило на глотание стекла. Болезненно. Чертовски болезненно.
Я повернулась, и слова вырвались из моей груди, словно пуля, выпущенная из дула. — Он же твой отец, — произнесла я сломлено.
Мои колени ослабли. Я села рядом с Ланой, плечами касаясь ее. Я могла чувствовать ее боль, словно она была моей собственной. И это было так тяжело, так всепоглощающе, что из моего горла вырвался всхлип. Лана плакала, спрятав лицо в своих ладонях. Я чувствовала себя бесполезной из-за того, что ничего не могу поделать в этой чертовой ситуации, чтобы облегчить ее боль.
Она продолжала плакать, и я повернула голову, чтобы посмотреть на прекрасный дом ее семьи. Мои зубы сжались вместе, а глаза сузились. Неужели ничего нельзя сделать? Логичный шепот. Борись за нее. Борись, когда никто другой не борется.
ГЛАВА 7. ЗАКРОЙ СВОИ ГЛАЗА
Моя встреча с доктором Ратледж провалилась. И это все была моя вина. Мне стоило лучше все обдумать, прежде чем давать ей маленький кусочек своей истории; безусловно, она может уйти от всего, что я говорю ей, но мне-то приходится жить с этим каждый день.
Я сижу на кровати. Мои лопатки упираются об стену. Пальцами рук я обнимаю ноги. Пальцы ног впиваются в простыни. Я качаюсь взад и вперед, стараясь спокойно дышать, но дыхание выходит каким-то судорожным.
Мне нужно поспать, но я не могу.
Свет погасили несколько часов назад. Луна едва показалась, но света было достаточно, чтобы придавать фиолетовый оттенок моей комнате. Я вижу тени, отбрасываемые обнаженными ветками дерева, на своем полу. Они покачиваются на фоне неба из стороны в сторону. Я вижу замороженные сосульки. Они все еще твердые. И все еще держаться. Я стараюсь напоминать себе, что тоже могу держаться.
Но моя решимость ускользает. Мои глаза дрейфуют в угол комнаты. И я вижу мужчину, который сидит в этом углу и наблюдет за мной холодными, немигающими глазами. Это отец Ланы. Он выглядит так, словно хочет разорвать меня на части.
Я слышу его голос. Твердый и резкий. Он заставляет мою кровь стынуть в жилах.
— Ты боишься меня? — спрашивает он.
Пот бисером выступает над моей верхней губой, пока я смотрю на свои ноги.
«Не разговаривай с ним. Не смей», — говорю я себе.
Я подняла голову.
Он присаживается. Я слышу, как трещат его суставы из-за подобного движения. Напоминает раскат грома. Этот звук рикошетом проносится в моей голове, пока я хватаюсь за неё руками, чтобы остановить подступающую боль.
Он – единственный, кто говорит со мной. Он – тот, кто ужасает меня. Он причина всех моих ночных кошмаров.
— Ты ничтожество. Но ты ведь уже это знаешь, верно? И та сучка-докторша видит тебя насквозь, несмотря на всю твою ложь. Когда она откажется от тебя, кто останется с тобой? — его голос повышается. — Никто! Никто, кроме меня!
Его слова, словно кислота. Они выжигают мою душу. Растворяют надежду. Открывают старые раны, заставляя их кровоточить. Я кричу в неистовых муках. Кричу во всю силу своих легких, чтобы заблокировать его голос. Но он принимает вызов и тоже начинает кричать.
Ногти впиваются в мой череп. Я чувствую металлический запах своей крови и продолжаю нажимать все сильнее и сильнее.
Мэри вбегает в мою комнату. Я продолжаю кричать, одновременно наблюдая за тем, как она смотрит на меня, после чего начинает оглядываться вокруг себя, осматривая комнату. Она не увидит его. Я прекрасно понимаю, что не увидит. Он не раскроет себя перед ней.
Он прекращает кричать. Я перестаю вопить. Его губы растягиваются в улыбке. Он подносит палец к губам, качая головой.
Я роняю голову на колени и начинаю реветь.
— Наоми, — раздражается Мэри, одергивая мою руку от ушей. — Что случилось?
Она наклоняется с выжидающим взглядом на лице. Я моргаю. Раз. Два.
— Мне.. мне нужно что-нибудь, чтобы уснуть, — заикаюсь я.
Мэри роняет мои запястья, словно они пропитаны ядом. — Я же уже дала тебе твои лекарства.
Она пытается заставить меня лечь, но я продолжаю сидеть.
— Они не работают, — говорю я нетерпеливо. — Мне нужно больше.
— Я не могу дать тебе больше.
Она мягко пытается уложить меня на кровать, но я сопротивляюсь.
— Почему нет? Я нуждаюсь в них. — Крошечные уколы боли начали зарождаться за моими ушами по мере того, как я смотрю на Мэри. Моя рука дергается. Я крепко цепляюсь за ее руку. — Мне нужно поспать. Мне нужно…
Мне нужно забыть. Мне нужна одна минута в день, когда я не чувствую дурманящий террор.
Она вырывает руку и идет обратно к двери. — Наоми, я не могу выйти за пределы того, о чем сказала доктор Ратледж. Она прописывает лекарства и дозировку.
— Что за гребаная шутка! — закричала я.
— Поговори завтра с доктором Ратледж.
— Я не могу ждать до завтра! — Мэри смотрит в сторону, и я начинаю умолять. — Пожалуйста, Мэри.
На секунду, я вижу проблеск сочувствия в ее глазах. Только секунду.
— Ты будешь прекрасно спать, — произносит она, прежде чем подходит к двери, которая закрывается с сильным щелчком.
Мэри думает, что сможет удержать меня в безопасности за захлопнутой дверью. Думает, что изнурение возьмет верх, и я усну. На самом же деле, она просто заперла меня внутри вместе с дьяволом.
Я в аду.
В аду.
После того, как ушла Мэри, я снова превращаюсь в сумасшедшую. В ту, кем она думает, я и являюсь. Я бросаюсь на дверь. Пинаю ее. Кричу. Подхожу к своему столу, поднимаю стул и бросаю его в дверь.
И все это время он наблюдает за мной, сидя в углу. Его лицо не покидает всезнающая улыбка. Он цепляется за мой страх, ведь именно это его и привлекает. Я даю ему все, что он хочет: контроль и власть. Каждый раз, когда я плачу или сотрясаюсь в страхе, он питается этим. Его тело становится сильнее, голос – громче, а этот умственный захват, которым он удерживает меня, становится болезненным. Внутренности выворачивает наизнанку, после чего они падают на землю в болезненной агонии.
Если бы я была сильнее, то могла бы удерживать ситуацию под контролем. Я сказала бы ему, чтоб он оставил меня в покое и катился ко всем чертам. Я бы сказала ему, что ему меня не испугать.
Но я прекрасно понимаю, что этого никогда не произойдет.
Мои пальцы хватаются за край стола. Дверь распахивается. Я поднимаю голову и смотрю на отражение Мэри в окне. Она включает свет, и мои глаза щурятся, стараясь приспособиться. Мой взгляд перемещается на фигуру, которая все еще находится в углу, наблюдая. Две медсестры заходят в комнату следом за Мэри. Они пытаются успокоить меня. Каждый мускул в моем теле напрягается под руками, которые укладывают меня на кровать. Я сгибаюсь, дергая свое тело в разные стороны. Кусаю предплечье медсестры, которая прижимает мои плечи к матрацу. Бью женщину, которая удерживает мои ноги. Не хочу, чтобы они ко мне прикасались.
Затем, словно по вызову, в комнату пришел врач. Я вижу в его руке шприц и перестаю напрягаться. Вот оно. Мое облегчение. Мои легкие расширяются, и я всасываю весь воздух, который только могу. Скоро, все будет в порядке. Я смогу отдохнуть, не видя его.