Кому-то ее жизнь покажется невероятно скучной, н о она любила свою простую рутину.
Она закрыла кран, вылила воду из тарелки, после чего поставила ее сушиться. Именно в тот момент она почувствовала его.
Ее тело застыло, когда п оявился отец. Ее мышцы напряглись, и все , что она могла делать, это смотреть прямо , с чита я плитку за раковиной. Её отец встал позади нее , прижав свое тело к ней . Он пальцами прикасается к ее косе.
«... 45, 46... » - бормочет она. Ее глаза пробегают по гладкому кусочку плитки. Квадрат ные кусочки были настолько малы, что о на могла считать их целыми днями.
— Какие замечательные волосы, — говорит он.
«… 65, 66 … » …Ее рот отчаянно двигается. Ее руки дрожат, но она стоит прямо, ожидая, пока отец перестанет говорить и прикасаться к ней .
Она ждет, но он не двигается.
— У тебя обед в 11.30, правильно? — произносит отец. Его борода касается ее кожи. Запах та бак а смеша лся с запахом кофе. Не самый приятный вкусовой микс.
«… 71, 72, 75... » … О на запуталась. Это мгновенно сбивает ее. Ее сердце начинает дико колотиться в груди. Легкие начинают сжиматься, делая дыхание поверхностным. Она не может ясно мыслить.
— Лана?
Она сглатывает. — Да, в это время у меня обед.
— Хорошо , — о н отходит назад. — Тогда увидимся позже .
Он уходит. Задняя дверь захлопывается следом за ним. Лана приваливается к стойке, чувствуя облегчение от его ухода, и страх из-за того , что он вернется.
Мои глаза распахиваются.
Двенадцатилетняя Лана склонилась прямо надо мной. Ее глаза налиты кровью из-за слез. Коса ослабла, и пряди свисают вдоль лица. На ней розовая футболка с цветочками и пара джинсов со слегка закатанными штанинами и отпечатками пальцев от мела.
Она настоящий ребенок. За исключением глаз. Они лет на десять старше.
Мои пальцы хватают простынь. Она выдыхает, и в воздухе появляется облако, похожее на туман. Я вздыхаю, всасывая тот же воздух, что она выдувает.
— Ты поможешь мне? — шепчет она. Ее голос тихий, совсем детский и невероятно испуганный.
Я инстинктивно отвечаю. — Конечно.
Юная Лана выглядит так, словно мои слова ее не убедили. Она смотрит на меня с недоверием.
— Помогу! Обещаю, что помогу тебе! — Я сажусь. Мои руки вытянуты вперед. Я хочу обнять ее. Утешить ее. Убедить, что сдержу свое обещание. Но мои пальцы разрезали воздух.
Она исчезла.
Я выпрыгнула из кровати, словно та была охвачена огнем. — Нет... — Я проверила под кроватью. Ничего. Я встала на дрожащих ногах. — Нет, нет, нет. Она была здесь. Она была прямо здесь… — прошептала я вслух.
В моей комнате никого нет.
Ни Ланы.
Ни голосов.
Ни темных глаз в углу.
Я кружусь, осматривая каждый дюйм своей комнаты. Все начинает вращаться. Нечто, сродни отчаянию, берет верх над моим телом. Я останавливаюсь. Комната продолжает двигаться. Моя кровать двоится. Стены множатся. Но Ланы до сих пор нет.
Я зарываюсь пальцами в волосы и начинаю стонать.
— Прости меня, Лана, — шепчу я. — Я пытаюсь выбраться отсюда.
Лишь звук ветра ударяется об окно моей комнаты. Я поворачиваюсь и смотрю на него, словно в нем спрятана причина моих проблем.
Я злюсь. На «Фэирфакс». На мою неспособность выбраться отсюда. И на молчание Ланы.
— Я очнулась! — кричу я в маленькой комнате. — Ты привлекла мое внимание! Почему же ты не разговариваешь со мной?
Тишина наполняет мои уши.
— Выйди и поговори со мной. Я слушаю! Поговори..., пожалуйста.
Включается свет. Я разворачиваюсь. Мэри стоит в дверном проеме. Она хмурится.
Не думая дважды, я бегу к ней. — Лана была здесь. — Мой палец дрожит, когда я указываю на свою кровать. — Она стояла надо мной и просила помочь ей.
Взгляд в глазах Мэри заставляет мой голос дрожать. Жалость, смешанная с разочарованием. Это плохой знак.
— Клянусь, она была здесь, — настаиваю я. — Она была здесь.
Руки Мэри покоятся у меня на плечах. Она медленно подводит меня к кровати. — Конечно, она была здесь…
Я смотрю через плечо. — Ты мне не веришь.
— Верю.
— Не веришь, — говорю я. — Она показала мне, что с ней произошло, когда она была ребенком. Это знак. Ей нужна моя помощь. Таким образом, она решила достучаться до меня.
В глазах Мэри читаются жалость и разочарование. Может быть, я на самом деле сумасшедшая. Может быть, это действительно то место, где я и должна быть. Мои ноги подкашиваются. Колени подгибаются. Я падаю на пол.
Мэри не зовет на помощь. Она тихо сидит рядом со мной. Через пелену слез я вижу, что она вытянула ноги, а ее руки исчезли в карманах рубашки.
Она дает мне выплакаться. Не знаю, почему она остается рядом и что планирует делать, но я благодарна ей за то, что она не ушла. Ее молчаливая поддержка успокаивает меня.
— Здесь очень много людей…, — говорит мне Мэри, — … и у каждого есть своя жизнь, своя история. История, которую можно рассказать. Поверь, каждая следующая история хуже предыдущей. Я не знаю твою историю, но знаю, что она ужасна. Понимаю, что ты напугана. — Она наклоняет голову, и взгляд, которым она одаривает меня, кажется мне таким материнским. — Наоми, я не хочу, чтобы «Фэирфакс» стал твоим домом. Ты заслуживаешь гораздо больше. Ты заслуживаешь прожить хорошую жизнь, потому что у тебя она всего лишь одна. — Мэри поднимает палец. — Всего лишь одна. Без перемотки. Без повторов. И не важно, как сильно бы нам этого хотелось, это никогда не измениться. — Она поглаживает меня по плечу. — Пожалуйста, сделай свою жизнь такой, чтобы ее захотелось прожить.
Мы сидим в тишине. Когда я впервые оказалась здесь, то думала, что Мэри - озлобленная медсестра, которую совсем не заботит то, что произошло со мной.
Теперь я понимаю, как сильно ошибалась.
Я прислоняюсь плечом к ее плечу. — Спасибо, — шепчу я.
Она улыбается. Ее рука исчезает с моего плеча, когда она встает.
— Куда ты идешь? — спрашиваю я.
Мне нравится ее компания. Я люблю ее слова. Мне хочется больше и того, и другого.
— Тебе нужно принять что-нибудь, что сможет заставить тебя поспать, — произносит Мэри.
Она уходит. Я тихо сижу. Вытягиваю ноги, как до этого это сделала Мэри. У меня нет карманов, поэтому я просто скрещиваю руки. Я не двигаю ни единой мышцей. Я надеюсь, что если повторю ее движения, то ее сила перетечет в меня.