— Брат мне сказал: Придет господин Филиппов и напомнит тебе обо мне! Я не понимал… Почему напомнит? Будто я могу забыть о Карле? А вот оно что… Только вы… вы понимаете меня? Да? Да? Вы понимаете, что «Распятие» слишком большая цена для жизни моего брата? Еще раз и он бы не выжил или на всю жизнь остался бы в больнице. А теперь он здоров и будет здоров!
Крафт поднял брови и его взгляд, не то удивленный, не то просящий, тронул Филиппова, как мольба ребенка.
— Вам надо сесть. Идем. Вот тут в углу есть кресла. Он повел Крафта к тем креслам, в которых в памятный вечер сидел с художником.
— Ах, да… вы все еще в пальто. Тут тепло. Разденьтесь, пожалуйста, повесьте его вот тут! Здесь брат вешал свой халат и натурщики здесь оставляли свое платье. Ах, какой я рассеянный…
Крафт засуетился, стал будто прежним Крафтом, но не успел Филиппов снять пальто и повесить его, как Крафт встал, взял под руку и доверительно и настойчиво сказал:
— Вы должны мне помочь! Вы уже здесь, вы все знаете… Скоро придет жена. С вокзала она поехала к сестре, а я сказал, что пообедаю в ресторане. Она сегодня дома не варила… А я прямо сюда. Надо все кончить до ее возвращения. Вы поможете, да? Я вырежу все полотно, но его надо сжечь. Понимаете, чтобы ничего не осталось!
Крафт поднял указательный палец, потом быстрыми шагами пошел к стене, схватил с табурета нож, вонзил его в полотно вплотную у рамы и резким движением рванул вниз. Короткий звук пробившего полотно ножа, а затем сухой режущий треск так поразили Филиппова, что он стоял, не шевелясь. А Крафт опять засадил нож и вырезал весь нижний угол. Ступня затрепетала, скрутилась и упала… Филиппов подошел к самой раме. За обрывками темно-окрашенного полотна висела паутина, серела пыль.
— Прошу вас, соберите обрезки! Да, я сейчас принесу корзину. А, вот здесь есть, это для бумаг, она прекрасно годится.
Он быстрыми шажками прошел к углу, взял у столика круглую высокую корзину и принес к раме. Постоял, посмотрел, поджал губы и тяжело задышал.
— Пожалуйста, помогите, а я буду кончать… Надо вырезать все, все, чтобы осталась только пустая рама. И раму тоже надо снять. Вот в чем дело — надо снять раму! Помогите, я буду снимать, а вы поддержите!
Неожиданно быстро и легко Крафт подставил табурет, стал на него, вытянулся, но не смог достать до верхнего края рамы. Он соскочил с табурета, почти пробежал в угол, взял палку с крючком на конце, опять взял табурет, поддел раму и крикнул: «Приподнимите! Держите крепко»! Филиппов поддержал раму, с трудом поставил ее, потом с помощью Крафта положил на пол. Крафт тотчас же схватил нож и принялся вырезывать остатки полотна, а Филиппов их аккуратно собирал в корзину и уминал.
— Я сейчас покажу вам, у меня в кабинете горит печь, вот туда все и бросьте! Идем.
Он засеменил впереди, Филиппов внес корзину в кабинет и в открытую дверцу большой коксовой печи стал бросать ленты пропитанного масляной краской полотна. Оно горело жарко и гулко, после каждой охапки надо было закрывать дверцу, потому что в комнату проникал горький запах горелого масла. Крафт ушел в ателье, Филиппов остался один и у него возникла мысль: оставить себе хоть кусочек! Вытягивая из корзины плотно засунутые обрезки, он видел полосы тела, будто мелькнули пальцы…
«Нет, ни кусочка! Сжечь все без остатка или все это будет бессмысленно!..» И от этой мысли Филиппову стало не по себе. «Черт, этак и я с ума сойду! Оставить! Спокойно сжечь все, чтобы не было сору… «Распятие» Крафта стало сором… За то он сам здоров. Но не за то! Не потому! А вдруг?»
— Вот спасибо! — сказал неслышно вошедший Крафт и Филиппов всем телом вздрогнул. — Я еще немного принес. Я вам помогу. Откройте дверцу! О, уже там полно! Ничего, краска быстро прогорает, мы опять герметически закроем и останется вместе с коксом только пепел. Я сейчас унесу раму в чулан. Хотя, пусть она стоит в углу, это я потом… Ну, здесь мы кончили. Оставьте корзину здесь, я потом приберу.