В подъезде серого невзрачного дома висела табличка с указанием, что Рудольф Крафт, оптовая и розничная торговля красками и лаком, живет во втором этаже. Филиппов поднялся, позвонил и очень быстро ему открыл дверь сам Крафт.
— Прошу, входите! Рад вас видеть! Снимайте пальто, его можно повесить вот здесь… Пожалуйста, идем! — суетился маленький Крафт, каждым движением выражая готовность сделать все приятное своему гостю.
Они прошли из коридора в следующую комнату. Большой письменный стол был почти пуст, на нем лежали два больших альбома. На углу, возле отодвинутой чернильницы, лежала стопка проспектов, над столом висели разноцветные таблицы с четырехугольниками всех оттенков.
— Прошу вас, садитесь! Вот в это кресло. Я уже ждал вас и приготовил альбомы. Это Чехословакия, Австрия и Венгрия, тут будет много военных марок, вот увидите. Есть хорошие экземпляры.
Не успел Крафт раскрыть альбом, как в дверь постучали и вошла полная дама.
— Моя жена! — представил Крафт. — Дай нам сюда чаю и чего-нибудь…
Жена Крафта поздоровалась, коротко ответила: «да, сейчас» и вышла, а через минуту внесла поднос с чашками чаю, корзиночкой домашнего печенья и сладких булочек.
— Прошу вас. Выпьем чаю и за дело.
Тщательно подобранные марки австрийской полевой почты, отдельные конверты этой почты совсем без марок, чехословацкие марки плебесцита Восточной Силезии с надпечаткой SO увлекли Филиппова и он не заметил, как прошло два часа. Взглянув на часы, он удивился:
— Уже восемь! Как летит время.
— А куда вам спешить? Я еще хочу вам показать венгерские марки с перепечатками Дебречина.
В это время открылась дверь и вошел рослый худой мужчина в очень хорошо сшитом темном костюме.
— Пожалуйста, познакомтесь — мой брат Карл, художник.
— Вы тоже больны этой болезнью? — кивнул Филиппов на альбомы с марками.
— О, нет, — рассмеялся художник.
И его смех, нервный и надтреснутый, и вся внешность — красивая голова, большие темно-синие глаза, тонкие усики и седые нити на темных, почти черных волосах, все это вызвало у Филиппова чувство симпатии и он так же весело ответил:
— А мы болеем, хотя и без страдания.
— Что ж, у каждого барона своя фантазия. Я знал одного господина, очень серьезного человека, знатока итальянского Ренессанса, который ночи напролет сидел над марками. Ну, простите, я не буду мешать!
— Нет, отчего же! Наше занятие можно прекратить. Я уже немного устал.
— Позвольте, — запротестовал Крафт. — Я еще не показал Боснии и Югославии.
— Это можно посмотреть в следующий раз, если вы позволите.
— Да, я прошу вас… Только еще ведь не поздно. Филиппову стало почему-то жаль, что уйдет художник, и он, словно цепляясь за каждую возможность его задержать, спросил:
— Вы давно в Праге?
— Да, почти со дня рождения… Хотя я только на прошлой неделе приехал.
Художник полез в карман пиджака, пошарил и сказал:
— Я забыл свои сигары. Я сейчас приду.
— Ты много куришь, — упрекнул его брат.
— Ладно, ладно, не сердись! — с улыбкой ответил художник и вышел из комнаты.
— Ваш брат сказал, что он недавно приехал. Где он был? — спросил Филиппов.
— В Далмации. Он там проводит полгода и больше. Он болен… он был тяжело ранен в голову на итальянском фронте. С тех пор он ездит на места былых сражений, в Карпаты и в Италию, в свое Изонцо. Там у него тоже ателье.
Скрипнула дверь и с сигарой во рту вошел художник. Филиппов тотчас же обратился к нему:
— Я слышал, что во время войны вы были в Карпатах. Где именно?
— Странно… Отчего вы спросили? Я сегодня думал о Карпатах, хотя уже два года там не был… Да, я был в Черных Горах, около Керешмезо, это нынешняя Ясина.
— Вот интересно! И я там был.
— Как? Где именно?
— Под Говерлой, у истоков Прута.
— И я тоже! Позвольте, брат говорил, что вы русский офицер, значит, вы были в русской армии?
— Да, в русской.
— Мой наблюдательный пункт был как раз на Говерле. Подождите, я вам покажу.
Художник быстро вышел и вернулся с картой.
— Это двухкилометровка австрийского генерального штаба. Вот здесь я просидел почти полгода.
Художник указал на карту, исчерченную красным и синим карандашем. Филиппов впился глазами и в его памяти с необычайной ясностью всплыли и вершина Спици-Специ, и станция Вороненка и грязное местечко Тартарув. Такая-же карта когда-то была и в его планшетке, только на ней все было подчеркнуто с иной стороны. Он смотрел тогда с той, а вот здесь все исчерчено с этой стороны…