-Я слышал об этом. – Кивнул я, поправляя галстук. Кто его так сильно затянул? – Хотя, не думаю, что это сильно связано с клинической психологией.
-Понимаю, агент. – Чуть улыбнулся психолог. – Но это хорошо помогает узнать партнера.
В следующую минуту он раздал нам задание и попросил меня выйти за дверь.
-Я буду называть определенное чувство, а Вы должны будете сказать с каким цветом и вкусом его ассоциируете. Говорите, что первое придет в голову, не задумывайтесь над правильностью. Это не отчет для начальства. – Этот индюк, видимо, подумал, что пошутил, но Кет и вправду вяло улыбнулась. – Потом вы с агентом Марлини поменяетесь. Причем его задача будет угадать то, какие цвета и вкусы назвали Вы. Понятно?
Что непонятного-то? Не тупые, поди. Я, как и предполагалось, вышел за дверь, даже не пытаясь слушать ответы Кетрин. Просто потому, что это нечестно. И люди, сидящие в коридоре и наблюдавшие за мной, тут совершенно не причем.
-Итак, Кетрин. Ложь?
-Кисло-сладкий. – Поморщилась женщина.
-А цвет? – Уточнил Роберт.
-А…о… синий. – Кивнула она.
-Хорошо. Правда?
-Зеленый и…, – Кет умела находить неожиданное решение и на этот раз вопреки расхожей фразе «горькая правда» назвала другой вкус. – Соленый.
-Гнев?
-Желтый и острый.
-Жалость?
-Тухлый? – Неуверенно произнесла она, будто не знала, как передать вкус, возникший у нее на губах, лишь при произнесении столь ненавистного ей чувства. – Серый.
-Отлично, Кет. И любовь?
Над последним чувством она задумалась, но не, потому что искала правильный ответ, она не знала, как одним словом передать все.
-Красный. – Пожала она плечами. – И горький.
Роберт удивленно посмотрел на нее, и, казалось, что-то отметил про себя. Хм, да любого бы заинтересовало, почему молодая женщина считает любовь горьким чувством.
После нее в кабинет вошел я, и мне были заданы те же вопросы. Особой сообразительностью я не блистал, угадав только любовь. Тут мы сошлись на 100%. Красный и горький. Я не был уверен, отвечал ли за нее или за себя.
***
На пути к месту происшествия я внимательно изучала фотографии жертв, как будто пыталась добиться от них ответа, кто же оказался тем негодяем, оборвавшем их жизнь. Начиная с ноября, было обнаружено уже пять трупов молодых мужчин. Самому старшему из них было тридцать пять, самому молодому – двадцать семь. Внешне привлекательные, со спортивным телом, блестящими темными волосами оттенки которых колебались от кофейного до мягких переливов терракота. Пусть даже мертвые, они оставались соблазнительными, и, казалось, что их чертовское обаяние не исчезло, даже когда сами они, по сути, перестали существовать. Но для меня это были просто жертвы преступника, как и любые другие, я испытывала к ним ничего больше, чем просто жалость, как к любой другой жертве.
На самом деле думала я сейчас о другом. Еще в офисе я заметила поразительное сходство между этими жертвами и своим напарником. Сначала даже не поверила, но теперь разглядывая их фото, еще раз убедилась в верности своих ассоциаций. Я даже представить боялась, что было бы, если бы Марлини действительно оказался одним из них.
С моих губ слетел тяжелый вздох, с одной стороны – ведь мой напарник все же был жив и здоров, а с другой стороны беспокойства – преступник все-таки не был пойман.
Заметив напряженность на моем лице, Райдек решил, что я что-то обнаружила.
–Что-то случилось? – Спросил он.
Я дернулась от испуга.
–Что? – Переспросила я, нахмурившись так, что над переносицей образовались глубокие вертикальные складки.
–Ты что-то нашла? – Переспросил он, вчитываясь в мою мимику.
Когда мы перешли на «ты»?
–Нет. Нет. Ничего. – Быстро заверила его я. – С чего Вы взяли? – Подчеркнуто вежливо спросила я.
–Просто ты так смотрела на эти фото. – Неугомонный. Мог бы хоть из учтивости соблюдать дистанцию.
–Нет, я подумала. – Я оглянулась. Позади ехал черный Лексус с темно-фиолетовыми стеклами, и я немного засмотрелась. Он обогнал нашу правительственную колымагу и выехал на платную трассу, в то время как мы свернули к узкому проулку.
–Забудьте.
Райдек только пожал плечами и продолжил вести машину. Он смог прочитать жалость на моем лице, но не понимал, что жалость эта была перемешана еще с чем-то, настолько тщательно скрываемым, что даже Марлини не мог бы догадаться.