- Подайте на пропитание слепому страннику Василию… - загундосил Лумумба, выбивая палкой частую дробь по мостовой.
Я невольно улыбнулся.
- И я! И я горазд!
Минутку подумав, я расслабился. Убрал из глаз малейший проблеск мыслей. Приподняв брови, сделал взгляд наивным и чистым, как весенняя лужица. Потом выправил из штанов рубаху, скосолапил ступни, а указательный палец засунул в рот, пустив из уголка слюну.
Рядом с нами остановилась толстая, в белом переднике, тетка. Подмышкой у нее была зажата корзина, в которой негромко гоготал откормленный гусь.
- Откуда идете, калики перехожие?
- С Урала, - тоненьким детским голоском пропищала Машка. - Слышали, в Мангазее молочные реки текут, между кисельных берегов. Вот, пришли своими глазами убедиться. А тятенька наощупь осознает, - она, склонив голову в платочке, трогательно прижалась к Лумумбе. - Тятенька от злого колдуна пострадал. Зрения лишился и кожа вся, как есть, почернела… А братца моего ребеночком с печки уронили. С тех пор ум у него напрочь отшибло, на одних базовых рефлексах существует.
Икнув, я подпустил слюны и возвестил басом, смачно обсасывая палец:
- Жрать. Срать, спать, драть…
- Тихо, тихо, Иванушка, - Маша погладила меня по плечу. - Вот пойдем сейчас на площадь, я куплеты буду петь, а тятенька Илиаду на память почитает. Денежку заработаем - купим тебе пирожок. А пока, братик, камешек поглодай. Авось, голод и утихнет...
Тетка всхлипнула и утерев слезу могучим кулаком, полезла в недра обширных юбок. Затем протянула Машке монетку.
- Спасибо, добрая женщина. - поклонился в пояс бвана, забыв, что недавно ослеп. - Воздастся тебе доброта по заслугам…
Утирая слёзы, тётка потопала дальше. Гусь, высунув голову из-за её плеча, смотрел на нас с укоризной.
- Не перегнуть бы, - обеспокоился учитель, когда на нас стали задерживать взгляды и другие прохожие.
- Фигня. - Машка цинично подкинула подаренный теткой грошик. - На Руси убогих любят.
Вид домашней птицы пробудил во мне смутную тревогу, которая наконец-то вылилась в конкретные опасения.
- А где Гамаюн?
Только что она крутилась рядом, выпрашивая у Лумумбы петушка на палочке, а сейчас - ни слуху ни духу.
- Я её с поручением услал, - пояснил наставник, шаркающей походкой направляясь к воротам. - Острог - место защищенное. С магическим существом туда лучше не соваться...
Машка оказалась права. Растроганные её щенячьим взглядом дружинники без звука пропустили нас в крепость.
Проблемы начались чуток попозже. Когда выяснилось, что пресловутая Машкина родственница - сама Великая Княгиня, запертая до суда в отдельных палатах на самом верху башни. Заминка грозила перерасти в нудное разбирательство, и здесь Машкин длинный язык мог сыграть совершенно противоположную роль...
Переглянувшись с Лумумбой, мы уже собирались ретироваться, чтобы изобрести другой способ увидеться с княгиней, когда из той башни, где держали Ольгу, вышла группа военных. Все в черной отглаженной форме, брониках и при оружии. Заметив нас, один остановился. У меня сердце ушло в пятки: сейчас нас погонят поганой метлой, и накроется расследование медным тазиком...
Дружинник был молодой, лет тридцати, высокий, чернобровый и чернобородый, с волевой складкой рта и цепким прищуром. Постояв мгновение, он бросил своим несколько слов, а сам пошел через двор. Машка зыркнула на меня вопросительно, я чуть заметно пожал плечами. В конце концов, чего мы боимся? Ну, достанем мы с бваной, в крайнем случае, удостоверения. Работать, конечно, придется в этом случае официально: посылать запрос о разрешении действовать на территории другого государства, то, сё... И здесь как повезет: захотят нам помочь - разрешение будет уже завтра, а не захотят - бюрократическая машина затянет с выдачей настолько, что Ольгу раньше казнят...
Я покосился на Лумумбу, но тот стоял спокойно, по пыльному усталому лицу ничего не читалось.
Дружинник подошел и внимательно оглядел нашу троицу, сложив губы трубочкой. Мы с Машкой постарались выглядеть как можно более невинно. Насмотревшись вдоволь, коротко спросил дежурного:
- Кто такие?