Енот-то по-любому меньше лошади, так что тут и говорить не о чем. Да и Машке так называть деньги было привычнее. Иру Цемес бросил на нее дикий взгляд и вздохнул горько. Потом одним пальцем выловил из кучки цацек амулет, ставший причиной ожесточенного торга, и протянул его Машке. Вынув монетку, она отдала ее иллюзионисту и с победоносным видом нацепила амулет на шею. Господин Иру Цемес икнул, закашлялся и тут же непонятно почему расплылся в улыбке.
— Носите, госпожа, — сказал он. — Я надеюсь, он принесет вам удачу.
— Конечно, принесет, — независимо подтвердила Машка. — Он же магический!
На том они и распрощались, совершенно довольные друг другом. Свежекупленный медальон Машка запрятала под рубашку — вдруг сопрут на улице. А сертификат соответствия, выданный вместе с амулетом, небрежно сунула в карман — почитать на досуге.
По ночам здесь, на окраине Астоллы, совсем не слышалось шума города. Бессонная Москва в этом плане была гораздо более суетливой. Даже в Отрадном ночью шумели, гоняли на машинах и орали под окнами — не люди так бездомные кошки. Роесна, отгороженная от улицы высоким забором, располагалась в так называемой бесшумной зоне города. Здесь стояли не дома, а владения в полном смысле этого слова. В центре города домики иногда жались вплотную друг к другу, а порой разделялись узкими полосками садиков. Здесь же — хоть голым ходи и ори при этом — ни один сосед не увидит и не услышит. Дома Машка мечтала порой о том, чтобы жить в таком месте. Попав в поместье Вилигарка, ночами часто просыпалась от непривычной тишины. Птицы и насекомые в саду не жили, стрекотать и курлыкать было некому. Изредка только истошно верещал огородник, придавленный во сне собратом, да доносилось тихое, слегка нетрезвое эльфийское пение. Но, нужно сказать, нечасто. Сна эльфам требовалось гораздо меньше, чем людям, однако они этим не злоупотребляли и дебошей на территории работодателя не устраивали. Исполняли они чаще всего тоскливые баллады, сильно смахивающие на музыкальные произведения казахских акынов — об утраченной любви, потерянной родине и пропущенном обеде.
Машке не спалось. Тишина была объемной и такой осязаемой, что в ней впору было топиться. Выбравшись в сад, она задрала голову и, сжав в кулаке свежекупленный амулет, принялась разглядывать звезды. Небо, темно-темно-синее, без отвратительного оранжевого оттенка, присущего небу российской столицы, сверкало ими, как шея светской красавицы — бриллиантами. Звезд было много, только вот ни одно созвездие не казалось Машке знакомым. Конечно, знание астрономии нельзя было назвать ее сильной стороной, однако Большую и Малую Медведицу в Москве она находила на раз. Конечно, если они вообще виднелись сквозь дымку смога. Темную громаду Роесны окутывало магическое покрывало из тысяч крохотных огоньков. Казалось, это те же звезды сползли с небес, чтобы осесть на ее стенах. Все это выглядело очень красиво, как фантики от конфет «Юбилейные», но было совсем чужим. Ни привычного запаха бензина, ни всхлипов сигнализации, ни яркого света уличных фонарей... Не то чтобы Машке не хватало этих порочных признаков технической цивилизации, но светящийся мох светил вовсе не тем светом, к которому она привыкла. Машка вздохнула и плотнее прижала к себе амулет, холодный и не работающий. Как его запустить, она еще не разобралась, но оптимистично полагала, что это вопрос только времени и практики.
От отсутствия в небе Медведиц стало тоскливо. От тишины хотелось выть. Постояв еще немного, Машка почувствовала, как что-то шевелится совсем рядом с сердцем. «Грусть гложет», — подумала она. Шевеление стало настойчивее, и что-то довольно чувствительно оцарапало ей грудь. Машка взвизгнула, распахнула рубашку и, содрогнувшись, сбросила с себя крупного черного паука.
— Никогда больше не буду сожалеть, что в поместье нет насекомых! — с чувством сказала она. — И вообще, утром скажу Айшме, что на меня пауки нападают. Пусть вытравит магическим образом.
Мстительно взглянув вслед убегающему в панике многоногому гостю, она развернулась и отправилась спать. После неожиданного визита хандру как рукой сняло. Машка насекомых не любила, но сегодня была вынуждена признать, что иногда они бывают полезны. «Вот, выдумала новый метод натурального лечения, — с удовольствием подумала она, укладываясь. — Будь я дома, много денег бы заработала сразу. А что, от депрессии — лечит, от стресса — лечит. Наверняка еще от чего-нибудь лечит. Как бы это назвать покрасивее? Паукотерапия? Пауколечение?» С этими меркантильными мыслями она и заснула.
Утром Машка поднялась не выспавшись и в расстроенных чувствах. Амулет работал как-то странно: всю ночь ей снились непотребные женщины с Ленинградского шоссе, крикливые и грязные. Пребывая в раздражении, Машка наорала на пришедшего пожелать ей доброго утра Мая и немедленно устыдилась: уж эльф-то никак в ее проблемах не виноват.
— Тебя оставить в покое, размять плечи или утащить есть? — осторожно поинтересовался несколько обескураженный Машкиным поведением Май.
— Конечно, утащить есть! Всегда мечтала быть съеденной эльфом! — с неподдельным возмущением отозвалась Машка. — Но сначала размять плечи и накормить.
— Естественно. — Май взглянул на нее пренебрежительно. — Во-первых, эльфы людей не едят. Ну разве что в самом крайнем случае. А во-вторых, в тебе и есть-то нечего.
— Или нет, сначала все-таки кормить, — вслух размышляла Машка, не обращая внимания на сарказм приятеля. — Но только если ты платишь. Знаю я вас, вы, эльфы, ужасно богатые.
— Ты все перепутала! — фыркнул Май. — Богатые — это драконы. А мы, Высокие, всегда были безденежными бродягами. Мы считаем, что никто не должен владеть большим, чем ему необходимо. Но сегодня я все-таки спасу тебе жизнь. Кажется, у меня в кармане завалялось несколько мелких монеток, и ты вполне можешь рассчитывать на сухарик.
— Какой ты жадный, просто ужас, — позавидовала Машка. — Я тоже так хочу уметь.
— Ну ладно, — смилостивился эльф, — может быть, этих монеток даже больше, чем несколько. Пошли жрать!
— Надеюсь, после нашего ужина мне не придется мыть посуду в задней комнате трактира, — проворчала Машка.
— В этом трактире уж точно не придется, — уверил ее Май. — Хозяин «Дня встреч» недавно поставил себе магомойку.
— И что, теперь там специальная баня для помывки очень грязных и нищих магов? В задней комнате? — уважительно спросила Машка. — И они за это моют в трактире посуду? Фу, страсти-то какие. Учти, ты меня запугал до полусмерти и теперь тебе придется нести всю еду сюда.
— Магомойка — это такая штука, любознательная ты моя, которая сама посуду моет, — наставительно произнес Май. — Так что не ври. Чтобы тебя запугать, нужно что-то посильнее орды мокрых голых мужиков, будь они хоть двадцать раз маги.
— Это точно, — со вздохом согласилась Машка. — Но они бы оскорбляли мое чувство прекрасного. Мокрые мужики — не самое эстетичное зрелище во вселенной.
Май хмыкнул и потопал по улице, будучи совершенно уверенным в том, что голодная Машка последует за ним. Так оно и вышло. Полюбовавшись немного изящной спиной приятеля, Машка решила, что обедать в таком грозном месте, как трактир с магомойкой, все же лучше, чем не обедать вовсе. Потому что если оплатить ее обед мерзопакостный остроухий нелюдь еще способен, то работать разносчиком еды его и армия вторжения не заставит. В принципе эльфы не такие скупые существа, как о них принято думать, но зато их лень и самомнение выше всякого понимания.
Жара в ресторане стояла немыслимая, как в сауне. Наверное, хозяин считал, что огромный камин придаст его заведению уюта, но Машка прекрасно обошлась бы без этой пышушей теплом детали интерьера. Возможно, если бы на улице стояла зима и она завалилась бы в «День встреч» вымерзшей до самых кончиков ушей, камин порадовал бы ее. Но не сейчас. Она осторожно огляделась и, убедившись, что никто не обращает на них внимания, расстегнула ворот рубашки. В неверном красном свете тускло блеснуло золото магического артефакта.
— Что это у тебя? — немедленно заинтересовался Май. — Я чувствую какой-то странный запах...