На возвышении перед ней, скрестив по-турецки ноги, восседал одноглазый Будда и курил трубку. Второй глаз закрывала черная повязка, отчего просветленный слегка смахивал на мультяшного пирата. Выражение лица у него при этом было самое что ни на есть мрачное. Рук у него росло несколько, штук пять или шесть, но расположены они были так удачно, что это смотрелось вполне естественным — бог все-таки, не хрен какой-нибудь. Выпуская дым, Будда поглядывал на Машку так, словно она в чем-то провинилась, хотя никакой особенной вины Машка за собой не чувствовала. На всякий случай она неуверенно улыбнулась ему. Она считала знаменитого Дейла Карнеги умным мужиком — ведь надо быть очень умным, чтобы заработать такую кучу денег, — и полагала, что в его рассуждениях о завоевании друзей есть рациональное зерно. А потому всегда улыбалась незнакомым людям, которые еще не успели сделать ей какую-нибудь гадость. Иногда улыбка помогала. Но не теперь. Будда тяжело вздохнул и поднялся ей навстречу.
— Опять! — сказал он тоскливо. — Опять! Сколько же можно?
— Чего можно? — растерянно спросила Машка.
— Сколько можно влипать во все? — уточнил Будда. — Интуиция у тебя есть, мозги, кажется, тоже. Почему же ты постоянно ввязываешься в неприятные ситуации?
— Это не я ввязываюсь, это они меня находят, — буркнула Машка.
— Глупое оправдание, — не согласился просветленный. — Свинья, как известно, грязь всегда найдет.
— А вот это уже откровенное хамство, — обиделась Машка. — Может быть, вы и бог, но это еще не повод безнаказанно мне хамить.
— Может быть, так ты лучше запомнишь, что не стоит опрометчиво бросаться во все авантюры, попадающиеся тебе на пути, и хватать голыми руками все магические штучки, до которых ты можешь добраться, — отозвался невоспитанный Будда. — Мне кажется, лучше быть обиженной, чем мертвой.
— В чем-то вы, безусловно, правы. — Машка кивнула задумчиво. — Но ведь можно было все это сказать повежливее.
— Можно, — с энтузиазмом согласился Будда. — Я пытался. Не помогает. Видимо, ум ты унаследовала от матери.
— А вот про маму не надо! — взбрыкнула Машка. — Мама у меня хороший человек!
— Я и не говорю, что плохой, — терпеливо пояснил Будда. — Я говорю, что с сообразительностью у тебя проблемы. Ты никак не можешь запомнить, что с опасными вещами играть не стоит. И никак не можешь научиться отличать опасные вещи и опасных людей от безопасных. А я не могу и не хочу торчать рядом с тобой все время. У меня, знаешь ли, и другие дела есть.
— А вас никто и не просил торчать рядом со мной и заниматься моими проблемами! — бросила до глубины души уязвленная его словами Машка. — Валите в свой этот... Асгард или там на Олимп! Не очень-то и хотелось!
— Сердце меня просит, — загадочно ответил Будда, смерив ее трагическим взглядом. — Я огорчаюсь, когда ты умираешь.
— Ох, блин, трагедия какая! — передразнила его Машка.
Будда поежился и нервно затянулся еще раз. От этого Машке стало немного неловко. Ей в принципе не хотелось обижать этого странного местного бога, который отчего-то опекал ее. А если это не Херон, настолько негостеприимный, что Машкин визит в загробное царство вызывал у него истерику и желание немедленно выгнать гостью обратно, то, значит, у него есть какие-то другие, непонятные Машке причины помогать ей. Может быть, он покровитель путешественников из других миров... А что? Машка как-то читала книжку, где был такой полезный бог. Она приободрилась и посмотрела на одноглазого Будду с некоторым интересом.
— И что я должна делать? — покладисто спросила она.
— Слушай свое мудрое сердце, а не примитивный разум, делай так, как оно говорит, но на всякий случай не встревай ни во что, во что можно не встревать, — принялся перечислять Будда. — Будь внимательна и осторожна, но никому не показывай своего страха. Со всеми будь вежлива и доброжелательна — никогда не знаешь, кто встретится тебе на пути. Всегда помни, что лучше убежать, чем противостоять. Не увлекайся спиртными напитками, эльфами, и прежде чем связать свою судьбу с кем-либо, зайди в ближайший храм и попроси совета.
— В какой храм? — не поняла Машка.
— В любой, — ответил Будда, принявшись шумно выбивать трубку об пол. — Мне передадут. И вообще, лучше пока не связывайся с мужиками. Ну их в яму, ты еще слишком юна.
— Это все? — ошарашенно поинтересовалась Машка.
— И запомни одну важную вещь: у тебя нет способностей к магии! Никогда не пытайся читать заклинания или пользоваться амулетами. — Одноглазый Будда перевел дух и продолжил: — Магия детям не игрушка!
— Я уж давно не ребенок! — возмутилась Машка.
— Для меня ты всегда будешь ребенком, — отрезал Будда.
— Да какое вы право имеете?!. — начала возмущаться она, но Будда строго взглянул на нее единственным глазом, и горло перехватило, словно там поселилась ангина.
Правы индусы: в нем действительно есть что-то сакральное.
— Я имею все права, — сказал он, — а они не могут иметь меня.
Прозвучало это чертовски неприлично, но Машка так и не поняла, что Будда хотел сказать. Впрочем, возражать или переспрашивать она не решилась.
— Мир — это темнота, — продолжил он. От его слов вокруг и впрямь стало темно. Машка поежилась. — И в этой темноте я протягиваю тебе руку. Я не вижу тебя, и мне остается только надеяться, что ты тоже протягиваешь руку мне. Понимаешь? Надеяться. И я надеюсь. Иначе зачем бы я ее тебе протягивал?
Машка пожала плечами.
— Вариантов может быть уйма. Меня однажды в кинотеатре обчистили. Там тоже было темно.
Свет вспыхнул снова. Одноглазый Будда смотрел на нее с упреком и страданием во взоре, и Машка устыдилась своих слов. В самом деле, ее собеседник не похож на карманного вора.
— Я говорю о том, что чего-то добиться мы можем, только если оба будем к этому стремиться! — терпеливо объяснил он. — Взаимопонимание возможно только между теми, кто его хочет и делает что-то во имя этого взаимопонимания.
— А нам нужно взаимопонимание? — засомневалась Машка. — Кстати говоря, а чего мы хотим добиться вместе? И вообще, кто ты такой? В прошлый раз я не услышала ничего внятного на эту тему. Меня мучает любопытство.
— От любопытства кошка сдохла, — буркнул Будда, касаясь ее плеча своей верхней правой рукой.
Рука оказалась твердой и металлической, но, возможно, боги могут себе позволить такое носить без риска показаться экстравагантными. Впрочем, что вообще на свете может быть экстравагантнее, чем божественность?
— И все же? — подыталась настоять на своем Машка, но бог явно не желал ей отвечать.
На нее навалилась сонливость, липкая и тяжелая, как таз с вареньем. Мысли привычно уже спутались, словно клубок ниток в лапах у котенка. Перед глазами запрыгало, завертелось и заискрилось так, что личность сверхъестественного существа, постоянно лезущего в Машкину жизнь, быстро перестала волновать ее. Насущной осталась только одна проблема: как бы желудок от всех этих вспышек и прыжков не повел себя непотребным образом. Воскреснуть, извергая из себя съеденное в трактире, Машке не хотелось. Несолидно это было бы. Не чудесно.
— Вот она! — услышала Машка, приходя в себя.
Ее изрядно мутило, но душа пока не рвалась наружу. Болела пятая точка, самым неудобным образом соприкасавшаяся с мостовой.
— Ох, — сказала Машка. — И где вас черти носили? Тут такое было!
— Не знаю, кого ты имеешь в виду, — произнес Вий, помогая ей подняться, — но, кажется, ты сама от нас отстала. Нам пришлось долго тебя искать. Хорошо, что с тобой ничего не случилось.
Машка вздохнула:
— Это спорный вопрос.
— Опять странные видения? — с пониманием спросил Май.
— Очень, очень странные, — подтвердила Машка. — И почему после этих видений мне так плохо каждый раз?
— Похоже, боги к тебе действительно неравнодушны, — заключил глубокомысленно Вий. — В городе говорят, что на одной из окраин людям явился то ли Херон, то ли Правил в своем истинном обличье. Многие люди погибли, а прочие стали скорбны разумом.
— Еще бы, — хмыкнул Май. — Это тебе не корзину пупочков съесть — увидеть бога в его настоящем обличье.
— А что в этом такого? — удивилась Машка.