Расшатанный замок, пробудившийся принц (1-ая часть)
Слишком шумно. Слишком людно. Слишком много разных запахов.
Цепочку «слишком» можно было продолжать до бесконечности. Воображение позволяло. Да и настроение.
Нежное создание, устроившееся за крайним столиком у самых перил, протяжно вздохнуло. В вечернее время кафе было забито до отказа. Подустав от рабочей суеты и неплохо закупившись, люди позволяли неторопливым эскалаторам торгового центра увозить себя на верхние этажи – до зоны фуд-корта. Здесь витал аромат выпечки, запах острых соусов, картофеля фри, вафель, молочных коктейлей, и иногда до обоняния добиралась едкая вонь моющих средств, проникающая в зал от дверей туалетов, которые посетители периодически забывали за собой закрыть.
Кафе, где обосновалось нежное создание, было огорожено от остального фуд-корта декоративной изгородью, доходившей до пояса, и фонарными столбиками с округлыми плафонами. Между столиками бродили официантки в отбеленных манишках и в черных жилетках поверх, а на столешницах поблескивали салфетницы, наполненные виртуозно сложенными в рожки салфетками.
Все предельно аккуратно. Даже слишком.
Нежное создание вытянуло из салфетницы один из «рожков» и пододвинуло стул поближе к перилам. Если сбросить бумажку вниз, она пролетит несколько уровней, плавно устремляясь к замысловатой выложенной мелкими плитками фигуре на полу нулевого этажа, а потом спланирует на чью-нибудь голову. Можно даже написать на салфетке какое-нибудь послание типа «от Высшего Разума презренному смерду». И накалякать какую-нибудь неприличную картинку.
В последний момент отказавшись от этой затеи, нежное создание снова вздохнуло и откинулось на спинку стула. Официантки, посетители кафе, случайные покупатели за ограждением – все невольно останавливали взгляд на хрупкой фигурке за столиком. Пропустить этот образ было невозможно. Худенькое бледное личико в обрамлении светлых почти белых волос, спускающихся чуть ниже плеч, удерживало выражение скучающего безразличия, мягкие губы приоткрывались, будто в попытке как-то по-особенному вдохнуть воздух, а в светло-зеленых глазах плескалась досада. Создание было облачено в кремово-белый тонкий кашемировый свитер с широкой горловиной, щедро делящейся с окружающими видами бледной шеи, и в угольно-черные брюки, сужающиеся ближе к лодыжкам. Свитер был явно на размер больше нужного – владелец почти утопал в нем, а края рукавов полностью скрывали руки со всем набором пальцев. Когда создание наклонилось вперед, равнодушно всматриваясь в никуда, и поставило локоть на стол, подбородок и щека тут же погрузились в мягкий кашемир рукава.
Милая. Изящная. Восхитительная. Хрупкая. Сияющая.
Все определения, как бы то ни было мелькающие в разуме проходящих мимо людей, неизменно относились к описанию девушки. Той, что они видели перед собой.
Жаль, что глаза не обо всем могут поведать.
Например, о том, что нежному созданию на тот момент было всего пятнадцать лет. Или о том, что создание было необычайно гибким. О том, что любило чупа-чупсы, пауков и яркие предметы одежды. Или о том, что могло с первого раза запомнить целый комплекс танцевальных движений.
Или о том, что создание было мальчишкой…
Яков Левицкий, нежное создание пятнадцати лет от роду, прорычал что-то нечленораздельное, кинул салфетку на стол и проткнул ложкой пористую шапку из взбитых сливок, венчающую высокий стакан с горячим какао.
– Что-то не так? – Молодой мужчина, сидящий напротив него, оторвался от изучения документов, вложенных в тяжелую темно-бордовую кожаную папку.
– Все не так. – Яков спихнул сливки на рядом стоящее блюдечко с чизкейком. Во второй замах густая белая субстанция угодила в чашку с кофе. – Отвратительно. Слишком сладко. Слишком мерзко.
– И поэтому ты решил сдобрить мой мерзкий кофе своими мерзкими сливками? – невозмутимо поинтересовался Глеб Левин, двадцатишестилетний руководитель агентства по поиску талантов «СТАР ФАТУМ Интертеймент». – Как и мой мерзкий пирог? Даже не знаю, как тебя за это благодарить.
Яков Левицкий был одним из первых его открытий, а также сыном его старшего брата. Как только мальчишке исполнилось четырнадцать, он силами своего нынешнего попечителя Глеба сменил фамилию «Левин» на «Левицкий». К слову, выбранная даже не была девичьей фамилией матери. Яков просто «так пожелал».