«Тебе плевать на нас, Хорса?» — Он слышал голос Мароны во сне и наяву, в шуме волн и в свисте ветра.
Но каких-то детей все же отыскали в лабиринте. «Некоторых». Они напоминали обтянутые кожей скелеты. Здоровый ребенок не превратится в мешок обтянутых кожей костей за день-два. В глазах ребятишек застыл страх, взоры были полубессмысленными. Нашли их в глубокой дыре, на дне колодца. Большинство взрослых парней уже хотели заворачивать, чуть-чуть не дойдя до этого места, но их подогнали вперед насмешки приятелей:
— Что, струсили? Кишка тонка?
Случись подвижка подземных вод — а вода часто меняет уровень там, в подземных реках, — и нашли бы лишь настоящие скелеты. Сначала спасенные вообще не могли есть, потом принялись отъедаться, но двигаться были не способны. К пещерам они после этого отказывались даже приближаться, смотреть в ту сторону не могли без ужаса. Они заявляли, что лучше умереть здесь, на поверхности, чем еще раз попасть в пещеру. Что случилось с остальными детьми, они не говорили. Не знали или почему-то не хотели рассказывать. Что-то постепенно прояснялось в спотыкающихся разговорах, то и дело тонущих в долгих мрачных паузах. Назывались имена: Бриан исчез в подземном потоке, Большой Медведь упал в шахту, Бегуна сцапала и уволокла громадная змея. Что ж, хоть имена они вернут ожидающим их женщинам. О женщинах мужчины теперь задумывались все чаще и дольше.
О женщинах долгое время вообще никто не упоминал, но теперь, после происшествия с детьми, все то и дело вспоминали о Мароне, о том, что она сказала бы и что еще скажет, когда узнает. Мужчины все чаще заговаривали о возвращении. Это значит, что мужчины не только знали, для чего они вводят свои трубки в щели женщин, но и что время имеет значение. Периоды времени. Эти предки наши, столь отдаленные прародители, никогда не говорили, как именно они его измеряют, но, во всяком случае, связывали появление детей со временем. Сидя вокруг вечерних костров, посылающих блики в ближнюю приливную волну, мужчины толковали о женщинах, которые ждут их; не обходилось, конечно, без шуток и шуточек разной степени солености (представляю группу легионеров у костра, болтающих о женщинах); выражали опасения, что Марона на них рассердится, когда они вернутся. И когда же они собирались вернуться?
По плану следовало обойти остров и выйти к пещерам женского берега. Откуда они знали, что это
остров? Просто не представляли иной земли? Мы знаем, и это накладывает ограничения на наши представления об их передвижениях. Острова те люди видели в большой реке в долине, наверняка встретились им острова и в их длительном-медлительном плавании вдоль берега моря. Острова, земля, омываемая со всех сторон волнами. Считал ли Хорса тот берег своей мечты частью еще одного большого острова? Он никогда не использовал этого слова. Возможно, представление об этом сияющем крае как о чем-то ограниченном периметром бросило бы тень на его мечту.
Во время выздоровления детей — хроники подчеркивают, что детским организмам пришлось восстанавливать не только физические, но и духовные силы, — случилось еще одно происшествие. Взрослые парни, с сочувствием и пониманием относившиеся к пострадавшим детям, проводили с ними время, слушая их, разговаривая с ними. Сиживали с детьми и женщины. Но затем одна из женщин родила — и ребенок сразу умер. Это поразило всех. Почему этот новорожденный умер просто так, без всякой причины? Вроде бы ничего не предвещало трагедии. Зловредных ядовитых мух на этом пляже не было. Впервые мы видим, что ребенок ценится, что окружающие видят, сколь многое исчезает с ним. Осиротевшая мать рыдала, но на нее не орали и не гнали прочь, как случилось бы раньше. Снова помянули Марону: вот, дети здесь мрут и мрут, а кто припомнит, чтобы они умирали там, при женщинах?
Усиливалось настроение «возвращения домой» — в хрониках употребляется именно это выражение. Чувства и настроения сменились, былая беззаботность улетучилась. Когда оправились дети и пришла в себя скорбящая мать, зашла речь об отбытии.
И тут молодые охотники в погоне за зайцем обнаружили в зарослях то, что можно было считать главной пещерой острова: пещеру не только большую, но и лишенную коварства лабиринтов, столь неохотно выпустивших наружу выживших детей. Для животных она служила главной магистралью и домом, множество зверья, крупного и мелкого, ютилось там, пока поднятый людьми шум не изгнал их. Пыльный слой на полу пестрел отпечатками лап. Однако — что это были за животные? Гигантский пещерный медведь? Дикие свиньи? Саблезубый тигр? Лесные леопарды? Странным кажется для нас этот склад ума, не задающийся вопросами: какой? сколько? как? почему?
Животные удрали, но молодые люди почему-то не связали это событие со страшным шумом, который они подняли в пещере: они орали, запускали в стены камни, многократно отскакивавшие и грохотавшие по полу. Прежде чем выбрать главную пещеру в качестве хотя бы начала обратного пути, женщины отправились в первую пещеру и принялись взывать к исчезнувшим в ней детям. Они зашли так далеко, как только отважились, и постоянно звали пропавших, вслушиваясь в слабеющее эхо. В этом можно усмотреть еще один намек на грядущие семейные отношения. Женщины как будто призывали пропавших братьев и сыновей.
Говорилось возле костров и о том, что Марона требует к себе детишек.
— Иначе откуда у нас возьмутся мальчики, чтобы вырастить их в мужчин? — с мудрым видом повторяли парни, некоторые при этом качали головами. — Только подумайте! Что, если детей больше не будет? Что тогда? Что?
Хорса сказал, что в любом случае пройдет время, пока подрастут новые охотники и защитники.
— Опасное время грядет, пока придется ждать и растить их.
Такие мысли заставляли путешественников уделять больше внимания выжившим мальчикам, ставшим нервными, возбудимыми, трудными в общении. Они наотрез отказывались входить в новую пещеру, уж опасная она там или нет. Пещера эта, кстати, не была абсолютно темной, множество выходов вели в леса, вертикальные шахты и провалы пропускали прямой солнечный свет, ароматы леса вытесняли неистребимую вонь млекопитающих. В пещеру манила игра: сколько можно пройти, не наткнувшись на помеху? Внутри иногда встречались горы обломков от оползней и обвалов, которые приходилось обходить. Путь оказался нетрудным, а время от времени можно было перекликаться через отверстия с идущим поверху, над ними Хорсой. Его нога заживала медленнее, чем поправлялись дети, пережившие ужасы пещер. Двигались обе партии — и верхняя, и нижняя — с одинаковой скоростью, вечерами объединялись, чтобы поужинать и проверить, все ли на месте.
Им становилось ясно, что их земля похожа на старый пень, изъеденный древоточцами. Пещеры, туннели, норы, подземные миры озер и рек… Никто не заподозрил бы этого, если бы стайке подростков не вздумалось обосноваться в пещере высоко над морем.
Для меня сама мысль о туннелях и пещерах, подрывающих поверхность земли, неприятна. Они — как скрытая истина известного нам мира. В юности я никогда не думал о катакомбах. К чему? Смерть и все с нею связанное отстояло от меня так далеко! Но ныне, как и все остальные римляне, я никуда не денусь от мыслей об этом подземном мире. Преступники, беглые рабы скрываются там, а теперь еще и христиане, злобные фанатики, которые, говорят, пытались сжечь Рим. Только из-за внезапного изменения ветра дом мой уцелел от пожара.