Так говоря, безрассудного сердце Афина подвигла.
Лук обнажил он лоснистый, рога быстроскачущей серны...
Роги ее от главы на шестнадцать ладоней вздымались...
Лук сей блестящий, стрелец натянувши, искусно изладил,
К долу склонив; и щитами его заградила дружина...
Пандар же крышу колчанную поднял и выволок стрелу,
Новую стрелу крылатую, черных страданий источник.
Скоро к тугой тетиве приспособил он горькую стрелу...
Разом повлек он и уши стрелы, и воловую жилу;
Жилу привлек до сосца и до лука железо пернатой;
И едва круговидный огромный свой лук изогнул он,
Рог заскрипел, тетива загудела, и прянула стрелка
Остроконечная, жадная в сонмы влететь сопротивных
(IV, 104-105, 109, 112-113, 116-118, 122-126).
Стрела поразила Менелая, но Афина же позаботилась о том, чтобы гибели героя не было. Он был только
ранен. Негодующий Агамемнон повелел продолжить войну, и поэма благополучно развивалась дальше. Пан-дар же в следующей песни погиб в бою, как и положено нарушителю клятв.
Закавыка, однако, в том, что выстрел Панд ара, так дорого обошедшийся Менелаю (и еще дороже самому Пан-дару), по большому счету не произвел нужного впечатления на троянцев и ахейцев. Ведь вскоре, в тот же день, троянцы снова предложили перемирие и поединок, и это их предложение, на сей раз от Гектора, как ни удивительно, было принято! О нарушении клятв никто и не вспоминал. Выстрела Пандара будто не было! {Mette 1951)
Все дело в том, что поединков в поэме не один, а два: Париса с Менелаем и Гектора с Аяксом — они заполняют песни III и VII. Оба поединка очень неловко включены в свой контекст.
2. Выпадающий поединок. Рассмотрим первый поединок, Менелая с Парисом (песнь III) и его завершение выстрелом Пандара (в песни IV). Контекст, в котором оказывается это повествование, вообще составной и не единый.
Предшествующая, вторая песнь состоит из нескольких эпизодов, плохо связанных между собой. Первая ее половина — «Обманный сон» и «Испытание войск» — как уже сказано в предшествующей главе, не являются продолжением I песни (т. е. «Ссоры» или «Распри»), Они нелогичны сами по себе (видимо, изменены) и не находят продолжения в дальнейшем. Один фрагмент («Фер-сит») вообще скорее всего перемещен из первой песни. Вторая половина II песни — это «Каталог кораблей» и «Каталог троянских сил» («Диакосмос»), которые, по доводам многих аналитиков, плохо держатся во II песни, представляют собой вставку в ее текст и в поэму вообще (или, по крайней мере, содержат много вставок). Я буду специально заниматься этими «Каталогами» дальше в этой книге, подкреплю и расширю доводы аналитиков.
Поединок занимает песнь III, а его непосредственное продолжение (совещание богов и выстрел Пандара) — песнь IV. В самих этих двух песнях весь этот комплекс обрамлен двумя небольшими эпизодами. Спереди в уже начавшееся описание поединка проставлен «Обзор со стены» («Тейхоскопия»), в котором Елена показывает Приаму с крепостной стены вождей осаждающего войска, а за поединком и его последствиями помещен завершающий четвертую песнь «Смотр ахейских войск» («Эпиполесис»). По функции эти обрамляющие эпизоды в известной мере параллельны «Каталогу кораблей»: все это своего рода каталоги, перечни, представляющие автору (или авторам) возможность описать по порядку действующих лиц.
Почти обо всех этих эпизодах высказывались резонные подозрения, что они переставлены в «Илиаду» из более ранней поэмы, описывавшей начало Троянской войны. В качестве такой поэмы назывались пересказанные у Прокла «Киприи» или их предполагаемый прообраз — «Пра-Киприи». Именно в такой поэме уместнее перечисление прибывших кораблей (ведь война шла уже давно на суше), понятнее первое лицезрение ахейских вождей и объяснения Елены, кто есть кто среди них. Да и сами поединки, которые должны решить спор, тоже ведь обычно происходят при первой встрече войск, а не в конце длительной осады.
Таким образом, весь контекст, окружающий схватку Париса с Менелаем в песни III, составной и чуждый «Илиаде».
Этот первый поединок возникает в сюжете внезапно и неподготовленно. Дело шло к развертыванию общего сражения двух армий, и вдруг на тебе: все оборвано, полная перемена намерений — поединок! Едва не окончивший войну миром, он мог состояться лишь «попущением» богов — как их промашка. Ведь прекращение войны сорвало бы план Зевса, обозначенный в проэмии (I, 5), — облегчить бремя Земли и уменьшить чересчур разросшееся человечество. Более того, скорый мир превратил бы в ничто обещание громовержца Фетиде покарать ахейцев поражением за то, что обидели Ахилла. Только что Зевс обманывал Агамемнона несбыточным сном, суля ахейскому вождю немедленную победу, чтобы втянуть его в опасное для него сражение. И что же, зря? Трудно поверить, чтобы это очень уж затейливое уклонение в сторону от сюжета было заранее спланировано певцом. Оно — непреднамеренное следствие каких-то новаций в сюжете.