Насчет того, что все, происходящее в церкви, – это следствие злоупотребления философа горилкой, остроумно заметил русский писатель-эмигрант Алексей Михайлович Ремизов (1877–1957) в книге «Огонь вещей» (1954): «Нигде так откровенно, только в «Вие» Гоголь прибегает к своему излюбленному приему: «с пьяных глаз» или напустить туман, напоив нечистым зельем. Да как же иначе показать скрытые от трезвых те самые «клочки и обрывки» другого мира, о которых расскажет в исступлении горячки Достоевский.
И нигде, только в «Вие» с такой нескрытой насмешкой над умными дураками применяет Гоголь и другой любимый прием: опорочить источники своих чудесных откровений.
«Но разве вы, разумные, – говорит он, подмигивая лукаво, – можете поверить такому вздору?»
А простодушным, этим доверчивым дуракам, прямо:
«Чего пугаться, не верьте, все это выдумка глупых баб да заведомого брехуна».
Или, ничего не говоря, представляет своих действующих лиц в таком виде, когда все что угодно покажется: философ натощак сожрал карася – а затем следует волшебная скачка и полет над водой, а все видения философа в церкви у гроба панночки – «с пьяных глаз».
На самом деле Гоголь вполне допускал, что нечистая сила, равно как и Божье провидение, действительно может являться человеку, будь то во сне, или с пьяных глаз, или в каком-либо экстатическом состоянии, в том числе в любовном. И между ними идет борьба за душу человека. Позднее это отчетливо сформулировал Достоевский в «Братьях Карамазовых»: «Красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». В гоголевской повести панночка искушает Хому дьявольской, дурной красотой, а когда он все же не поддается искушению, не целует ее, не попадает к ней в объятья, призывает на помощь Вия.
Хома Брут все же, повторю, ценой жизни губит нечисть, оправдывая тем самым свою героическую фамилию (как известно, это имя носил убийца Цезаря пламенный республиканец Гай Юний Брут, позднее покончивший с собой после поражения при Филиппах, тогда как имя товарища Хомы, Тиберия Горобца (Воробья, если по-русски), заставляет вспомнить другого римлянина, пламенного борца за права плебеев Тиберия Гракха, также вместе с братом погибшего в этой борьбе; комический эффект здесь достигается за счет сочетания украинских имен (Хома – украинский просторечный вариант греческого имени Фома) с именами древнеримских героев.
Имя Хома (Фома) также является значимым в контексте повести. Фома Неверный, т. е. неверующий, – это один из апостолов Христа, который усомнился в его воскресении, пока не вложил палец в раны Христа. Таким образом, Хома Брут может быть уподоблен философу, ищущему знания, в том числе и запретного. Оттого и заглянул он в глаза Вию, оттого и погиб – вот еще одно возможное истолкование финала повести.
Мотив зрения и слепоты, связанный с Вием, возникает при переходе границы между живым и мертвым, что является общим местом для мифов большинства народов мира. Известный исследователь фольклора В. Я. Пропп указывает, что слепа Баба-яга, охраняющая вход в царство мертвых. «Точно так же, – отмечает он, – и в гоголевском «Вие» черти не видят казака. Черти, могущие видеть живых, это как бы шаманы среди них, такие же, как живые шаманы, видящие мертвых, которых обыкновенные смертные не видят. Такого шамана они и зовут. Это – Вий». Но необходимо подчеркнуть, что Вий даже с поднятыми веками не в состоянии увидеть живого Хому. Он может сделать это лишь тогда, когда тот сам взглянет в его глаза, то есть как бы переступит незримую грань между живым и мертвым, умрет душою.
Как полагают В. А. Воропаев и И. В. Виноградов, «существенное значение для понимания повести имеет также архитектура изображаемого здесь храма – деревянного, «с тремя конусообразными куполами» – «банями». Это традиционный южнорусский тип трехчастной старинной церкви, чрезвычайно широко распространенный на Украине и в свое время являвшийся для нее господствующим. Подобный же храм угадывается у Гоголя в «Ночи перед Рождеством»… о нем он упоминает и в описании светлицы Тараса Бульбы». Строительство деревянных храмов было запрещено на Украине во избежание пожаров императорским указом от 25 декабря 1800 года. По словам В. А. Воропаева и И. В. Виноградова, «трехчастные деревянные храмы на Украине были по преимуществу церквями униатскими». С этим обстоятельством они связывают то, что «завязнувшие в окнах и дверях церкви гномы «Вия» определенно соотносятся с химерами готических храмов». Однако в данном толковании можно усмотреть и определенную натяжку. Униатские храмы по своему внешнему облику и внутреннему убранству мало отличаются от собственно православных церквей и практически ничем не напоминают собственно католические храмы.