По первой выпили за знакомство. По второй — за удачу. Когда добрались до третьей, Матвей принялся допрашивать цыгана:
— Ты вот что, Коля, скажи, какая тебе выгода с конем?
— А ты видал когда-нибудь цыгана без коня? — загордился Коля.
— Это конечно, — согласился Матвей. — Но все-таки.
Цыган отпил из рюмки глоточек водки, расчистил перед собою стол и неожиданно для Матвея и Саньки стал выворачивать карманы:
— Это ваша петорка за лук. Это — тоже петорка — за огурцы. Это — тройка — за кровать. Это — два рубля — за цэмэнт.
С пьяных глаз Матвею показалось, что карманов у цыгана великое множество, и из каждого он что-нибудь да доставал: не пятерку, так трешку, не трешку, так рубль.
Цыган складывал все это ровной стопочкой на столе, а когда карманы наконец-то оказались пустыми, с победной гордостью посмотрел на Матвея:
— Пэрэсчитать?
— Да нет, не стоит, — засмущался Матвей, хотя в уме пересчитал все и без цыгана.
— Весело живешь, — похвалил Колю Санька и тут же начал расспрашивать его, уже, должно быть, что-то прикидывая для себя. — И ты что же, всю жизнь так?
— Зачэм всю? Кузнэцом на заводе работал.
Санька немного помолчал, а потом стал интересоваться насчет налогов за такой промысел, насчет кормежки для лошади, конюшни и всего прочего.
Матвей, чтоб не мешать ему, потихоньку беседовал с Катей. Оказывается, работает она в ларьке. Торгует папиросами и спичками. Матвей вначале только плечами пожал: на работу это вроде бы даже и не похоже: так — баловство одно. Но потом, подольше послушав Катю, которая, кажется, выпила малость лишнего, кое-что понял. По ее рассказу выходило, будто на фабрике то ли воруют, то ли делают какие-то «левые» сигареты. Экспедитор привозит их в ларек, а Катя торгует ими вместе с законными. Выручки от этих «левых» сигарет понемногу хватает на всех: и на Катю, и на экспедитора, и на тех фабричных.
— А если попадешься? — полюбопытствовал Матвей.
— Не попадусь, — улыбнулась Катя. — Попадалась уже.
Санька, должно быть выспросив все у цыгана, нарочито громко прервал их разговор:
— Что мы все про деньги да про коней! Лучше споем.
— Какую? — сразу вспыхнула Катя.
— Мою любимую, — лукаво подмигнул Санька Матвею и полуобнял Катю:
Катя озорно, счастливо засмеялась и стала потихоньку подпевать Саньке. Но по-настоящему распеться им не дали. В это время кто-то позвонил в дверь, и Катя, отпрянув от Саньки, кинулась открывать.
Через несколько минут вместе с ней на кухню вошел щупленький большеглазый мужичишка в армейском кителе и высоких жестких валенках. Он негромко поздоровался и присел на табуретку чуть в стороне от стола. Цыган тут же налил ему:
— Выпьем, Ваня.
— Что-то не хочется, — отказался тот. — Тут, понимаешь, какое дело…
— Случилось что? — немного испуганно спросила Катя.
— А вот, — вздохнул мужичишка и протянул Кате вчетверо сложенную телеграмму. — Теща заболела. Ехать надо.
Все сочувственно, понимающе замолчали, склонились над тарелками, и лишь цыган поинтересовался:
— А как же вэники?
— Да кто его знает, — опять вздохнул мужичишка. — Везти, наверное, придется.
Цыган на минуту задумался, потом как-то оценивающе вопросительно поглядел на мужика и спросил:
— Сколько их у тэбя?
— Считай, тысяча, — тяжело опустил тот на колени руки.
— Хочешь, по дэвяносто копеек заберу?
— Все? — изумился мужичишка.
— Все! А что?
Теперь задумался, заерзал на табуретке мужичишка и вдруг попробовал набивать цену:
— А может, все-таки по рублю?
— Цыган торговаться нэ любит, — остановил его Коля. — Нэ хочешь — нэ надо.
Мужичишка сокрушенно покачал головой и стал отступать:
— Ладно, черт с ними. Билет в кармане.
— Катя! — крикнул цыган и протянул мужику руку.
Катя все поняла с полуслова, кинулась из кухни в спальню, погремела там какими-то замками и дверцами и вскоре вернулась назад со счетами и толстой пачкой денег в руках. Деньги она передала цыгану, а сама на редкость ловко и сноровисто толстыми, унизанными золотыми перстнями пальцами стала откладывать на счетах костяшки. Цыган подождал, пока она закончит, а потом неожиданно для всех сдвинул костяшки в правую сторону и, отсчитав ровно девятьсот рублей, положил на стол перед мужиком.