— Цыган любит правду.
Мужичонка на мгновение растерялся, опешил, но тут же пришел в себя, спрятал деньги и, поглядев на часы, поднялся.
— До свидания, Ваня, — похлопал его по плечу цыган. — Приезжай еще.
— Будем живы, приеду, — поднялся мужичонка и, обращаясь почему-то к одному Матвею, развел руками. — Вишь, какая незадача.
— Вижу, — посочувствовал тот, хотя толком и не понял, какая тут незадача. Ну, уступил по десять копеек на венике, так зато все сразу продал, оптом, без торговли, без всякой там суеты.
Проводив мужика до двери, цыган вернулся на кухню, заговорщически подмигнул и разлил еще по рюмке. Все выпили, посидели минут десять — пятнадцать и начали потихоньку расходиться: время уже было позднее, а завтра вставать ни свет ни заря.
Матвей и Санька вошли в свою комнатенку, наскоро разобрали постели и погасили свет.
— Вот тебе и цыган! — зашептал в темноте Матвей.
— А что, цыган как цыган, — ответил Санька.
Они немного полежали молча. Санька как будто даже начал засыпать, но Матвея снова потянуло на разговор.
— Сань, а Сань, — позвал он. — Вот если бы тебе миллион, что бы ты делал?
— Я? — полусонно засмеялся Санька. — Пропил бы. А чего?!
— Не-е, я серьезно.
— И серьезно, пропил бы — и все дела.
Матвей обиженно замолчал, перевернулся на другой бок. И тут Санька не выдержал — размечтался:
— Я бы знаешь чего, Матвей Калинович? Я бы все… Ну, понимаешь, совершенно все…
— Ладно, — почему-то горестно вздохнул Матвей. — Давай спать.
— Давай, — согласился Санька и вскоре, мешая Матвею собраться с мыслями, весело, беззаботно захрапел.
А Матвею, как и вчера в поезде, опять почему-то не спалось. Думал он вначале о доме, о жене и дочери, хотелось Матвею перекинуться с ними двумя-тремя словами, посидеть за столом или сделать сообща какую-нибудь тяжелую домашнюю работу… Потом ему вспомнился трактор. В темноте даже послышалось, как он стучит отлаженно и ровно. Матвей потянул носом, и ему показалось, что он чует привычные запахи и масла, и солярки, и только что вспаханной черноземной земли. Захотелось плюнуть на эту торговлю, уехать домой, к Евдокии, к Таньке, к своим рабочим колхозным мужикам. В сердцах Матвей даже решил, что завтра распродаст лук по два, а то и по полтора рубля, лишь бы поскорее отсюда уехать, от всей этой суеты. На душе немного посветлело, полегчало, и он тоже стал потихоньку засыпать.
Но вскоре испуганно пробудился: кто-то, неуверенно пошарив по стене рукою, щелкнул выключателем. Матвей открыл глаза и увидел в дверном проеме то ли грузина, то ли другого какого южного человека. Был он хорошо выпивши и, судя по всему, добрался сюда, в комнату, с большим трудом. Недоуменно оглядывая койки, он долго бормотал что-то на своем языке, потом, заметив наконец Матвея, оторвался от дверного косяка и протянул руку:
— Отар Шотович.
Стряхивая с себя дрему, Матвей пожал ему руку, назвался и стал объяснять, кто они с Санькой и откуда. Южный человек вначале делал вид, что старается понять, о чем ему толкует Матвей, хмурил брови, одобрительно мычал: «Ах, маладэц, тарагой! Какой маладэц!», но вскоре выдохся, кое-как стянул галифе и упал на койку.
Матвей поднялся, сердито выключил свет. Черт его знает, что за дом: ночлежка какая-то, да и только. Он долго ворочался на чужой неудобной койке, пробовал снова думать, мечтать о домашних делах, о тракторе, но ничего у Матвея из этого не получалось. В голову лезли какие-то совсем посторонние мысли. Непонятно все в жизни устроено! Вот взять, к примеру, его, Матвея. Живет он, слава богу, в достатке. Так этот достаток семье его вон какими трудами дался. Все трое: и Матвей, и Евдокия, и Танька с утра до ночи в колхозе трудятся! А цыган — что за птица, что за работяга?! Мотается на кобыле по городу — и вся забота. И обидно не то, что он даровые деньги гребет, а то, что люди его совсем разбаловали: где надо и где не надо суют ему трешки-пятерки, будто они у них под ногами валяются! Жена его тоже хорошая штучка! До чего дошла — спичками да папиросами спекулирует. И не первый год, должно быть. В доме вон все в коврах да в золоте. На трудовые не очень-то разгонишься. Расскажи Матвей обо всем этом в деревне, никто не поверит. Скажут, брось заливать, Матвей. Не бывает такого! А вот и бывает, граждане мужики, очень даже бывает. Деньги деньгам рознь. А из-за них и жизнь жизни тоже рознь получается…
Но утром, как только Матвей оказался на базаре, как только снова услышал разноголосый шум и гомон, так сразу все ночные мысли куда-то исчезли, улетучились. Матвей проворно установил весы, развязал мешок, и, когда первая покупательница поинтересовалась луком, сам не зная каким образом ответил: