«Духи высчитали мою точку, это несложно, но что делать толком не решили. Палили вслепую, наудачу. Из-за острых углов жести, проволоки и арматуры вскидывались руки с автоматом и изрыгали огонь. Я в свою очередь долбил беспрестанно этот железный хлам вместе с человеческим…. Моё укрытие считалось более совершенно, чем их. Пули ходили надо мной поверх, откусывая куски бетона и камня. По лицу моему струилась кровь: я получил несколько рассечений. Не от свинца, а именно от бетонной крошки. Но серьёзных повреждений не имел, кроме той злосчастной пули в мягком месте. Боевики очень скоро заткнулись. Как показала практика: жестянка не прикрывает от пуль. Что ж…
А меня куражило и несло. Я разложил полные «рожки» под ноги, чтобы быстро подхватывать и пристёгивать вместо пустых, не теряя драгоценных секунд. Их оставалось ещё восемь «спаренных», по сорок «маслин» в каждой обойме. И ничего оставлять я не собирался. Даже для себя. На этот скорбный случай я имел гранаты в подсумке и щедро отодвигал этот момент на неясное потом….
Интересно, что я думал тогда, за семь минут до гибели? Может, вспоминал дом, мать? Последний раз я видел её, когда она приезжала в «учебку» в день присяги. Я не сказал ей, что иду на войну. Я был упитанный, розовощёкий и мать порадовалась за меня, попросив меня писать чаще и высылать фотографии. Теперь её мальчик стал совсем не тем, что она знала, что она видела. Война выжгла во мне доброго и ранимого юношу. Я стал зверьё. Я стал не лучше, чем сами чеченцы. И если есть ад, то он мне после Чечни покажется раем.
Меня несло. И я подстёгивал мысленно «духов», робко попритихших и вынашивающих очередную «бяку». Ну, же…. ну, же! Шустрее, ребятки! Мой палец мёрзнет на курке!
Неожиданно я понял, что задумал противник. Стратегически верно было б дом обойти. Он сквозной. А значит, войти в дом с задника и подавить «точку» гранатой, или даже выстрелом, проще пареной репы. Всего и делов-то, что сделать подкоп под забор и пролезть. Я похолодел от этой догадки. Это ж азбука! И я сам на месте врага сделал именно такой маневр. Словно в подтверждение моих опасений, металлолом заверещал очередями. Меня отвлекали….
Пожалуй, вот тогда и пошёл обратный отсчёт. Я ясно понял, что жить мне осталось всего ничего. Я вдруг сладко и затылком ощутил присутствие в доме ещё одного человека. Я не слышал его шагов, но я знал, что он идёт. Крадётся. И тогда я поднял пулемёт и пошёл навстречу….
Странно, я знал, что вот-вот умру, но боялся ли? Не могу сказать определённо. Сердце ёкнуло всего раз, а потом наступила тишина внутри. Такая светлая, безмятежная. Я шагнул тоже тихо, а мой палец замер на крючке. Кажется…. я улыбался.
Я вышел на лестничную площадку и…. Он чуть не протаранил мне головой грудь: до того быстро несся, да и я неожиданно вышел…. Я ткнул ему стволом в ребра, дистанцируясь, а он разжал ладонь…. Кольца на «эфке» не было. «Алла-акба!» - Это было последнее, что он сказал и последнее, что я услышал. Мой палец надавил спуск одновременно с яркой вспышкой.
Была ли боль, не знаю. Может, да. Может, нет. Смерть стёрла все ощущения. Я даже не расслышал взрывного раската, зато запомнил эту вспышку. Белую. Слепящую…. Но ещё до вспышки, я разглядел глаза боевика. Там была мешанина чувств. Самых разных. Первое: удивление и страх. Чётко как проявление плёнки. Он не ожидал наскочить на меня. Собирался «зачистить» по заезженной схеме. И кольцо заранее сорвал…. Второе, что я увидел: обречённость и смирение. Это пробежало тенью. Быстро и тонко, ладонь разжалась именно после этого…. Всё вместе я увидел целое: враг забрал меня с собой. Чёрта с два! Это я забрал его с собой. Если б я не прочухал его вовремя, он кинул бы «лимонку мне под зад. А сам бы остался жить. Это я нарушил его планы!