Ага, вот уже и не нормально. Вижу-вижу…. Зелёное знамя. Понятно…. А вот и их лидер с эмблемой волка на пилотке. Усы-стрелки и ярко выраженные брови над горящими глазами. Он говорит, я не слышу, что он говорит, но знаю…. Я чувствую всеобщее натяжение, эмоциональный фон тех, кто слушает. Это нечто! Мой где-то в толпе, но я не вижу, я чувствую их всех. Всех их…. Я в смятении. Первый раз я задаю себе вопрос: зачем мы здесь? Восстановление конституционного порядка? Бред! Хотят люди жить по-своему, пусть живут, пусть отделяются. Бензопровод проходит через Ичкерию? Это да! Но это корыстные интересы. Причём русских политиков, а не чеченцов. Ведь можно договориться и мирно поделить пирог. Зачем лезть волку в пасть? Власть показать? Так он клал на эту власть. Вон сколько растерзанных наших ребят лежат, которых матеря не дождутся, а если дождутся, то собранных в «цинке». Меня бы кто забрал и нормально похоронил! Я…. в смятении. Не потому что, кто-то прав или виноват в этой войне, а потому что…. Нашими жизнями жар загребают. Впрочем, это всегда было, только…. всё равно обидно. Этот, что убивать хотел – вот он стоит в толпе, не жалко…. Хотел убивать, получил и обратную сторону. С ним всё ясно. А другие? Некоторых наших пацанов неподготовленных совали в пекло и не сказать, что добровольно. А я…. А я дурак. Простой дурак. Погнался за романтикой пиф-паф. Допризывник-идеалист. Смотрел фильмы про Афганистан и не только. Мечтал быть смелым, отважным и справедливым, наверно. Кому хотел показать? Да только себе! Рисовал и видел. Только эта шелуха вся отлетела, когда шли через Моздок. Стали стрелять и стало ясно: ты в этой жизни никто и звать никак.
Я смотрю и вижу наши дни. Грозный. Горящие бэтээры, подбитые танки, поверженные столбы высоковольтных передач, груда мусора и общий хаос. Вот мы и доплыли до театра военных действий. Восстановление порядка, твою дивизию…. Первые поражения и первые неудачи…. Всё это знакомо, но сейчас я это вижу глазами врага. Я вижу, как субъект расстреливает колонну федералов, то есть нас…. Ловко управляется гранатометом. Я вижу триумф их первых побед и эйфорию от собственного превосходства. Уже не странно, что я не могу в полной мере испытывать их радость. Я всё-таки та сторона, с которой он воевал. И поэтому на бешеное их ублюдочное ликование у меня возникает гамма своих уже отжитых, но вполне самодостаточных эмоций. Матерь божья…. Этот вражина брал майкопских! Гибель сто тридцать первой бригады будет проклятьем висеть на тех, кто шёл их выручать в ту роковую новогоднюю ночь, но не поспел вовремя, в силу сложившихся обстоятельств. Железнодорожный вокзал был обстрелян и сожжён дотла гребанными ополченцами, а оставшиеся живые из бригады позавидовали мёртвым. А в это время помощь кружила и не могла пробиться к нашим ребят только потому, что проезду мешали подбитые танки и бэтэры. И до последнего мотострелки и десантники слышали по рации голос офицера, взывающий помочь. Пока не прекратилось…. А где-то далеко отсюда, обвешанная мишурой и гирляндами, страна праздновала Новый год.
Не могу больше…. И будь у меня ноги, а на них тяжёлая кирза, я бы с гремучей яростью поддел на футбол эту проклятую голову.
Я отрываюсь от своих странных занятий. Я оглядываю это пропыленное штукатуркой и молотым щебнем помещеньеце. Свой огневой пост у щербатого оконного проёма. С этой точки я вёл прицельный огонь по «духам». Там я и почувствовал обратный отсчёт. Не испугался. А просто почувствовал. Честно говоря, я рад, что ушёл красиво. Не ныл, не плакал, не выл и не кричал от боли, когда с живых срезают кожу. Я не осуждаю слабость тех, кто замучен в пытках. Боже упаси такое каждому! Я просто благодарен, что у меня случилось быстро. Я стою над своим изуродованным телом. Безмолвно так стою. И пытаюсь выглядеть что-то подобное тому, что выглядел у врага. Ни-че-го…. Оно и понятно. Свои воспоминания я ношу в походной сумке. Иным словом, я и есть воспоминания.