— А может, все‑таки вы преувеличиваете?
— Хотелось бы мне, чтобы вы допустили и обратное — что преувеличиваете как раз вы. Что‑то неясна мне ваша позиция, Гордон. С чего вдруг вы превращаете случай в последний бастион и стоите насмерть? Приспичит ребятишкам прочитать эту смрадную книжонку — пойдут да купят. За их чтение вне школы мы ответа не несем.
— Но прочитав ее под моим руководством, с последующим обсуждением, они не воспримут ее как дешевое чтиво, разгул секса и оголтелой жестокости.
Хьювит покосился на часы: сколько можно тратить на меня драгоценного времени?
— Гордон, незачем самому нарываться, — спокойно посоветовал он. — Полегче, погибче. Откажитесь, вот и молодец.
Я почувствовал, как у меня вспыхнули уши.
— Желательно, чтобы вы четко сказали, как поступить.
— То есть отдал приказ?
— Да.
Хьювит вздохнул и поскреб волосы указательным пальцем.
— Да, жалко, Гордон. Жаль, что дошло до этого, и жаль, что на такой стадии вы считаете целесообразным занять подобную позицию.
— А мне жаль, что вы отказываетесь поддержать меня. Подумаешь! Буря в стакане воды!
— Нет, нет! Только без этого! — энергично затряс Хьювит головой. — Сейчас я много чего добиваюсь, и огласка подобного нам особенно нежелательна.
— Решать, конечно, только вам.
— Правильно. Но могли бы поверить на слово, не вынуждая излишне распространяться.
— Извините. — Я поднялся.
— Ладно, хорошо… так соберите у ребят книги и принесите сюда. Проверьте, все ли сдали, и упрячьте в коробку какую‑нибудь, что ли. Да покрепче заприте. Мне не хочется, чтобы миссис Дьюхерст и ее помощницы натыкались в школе на подобные произведения.
Хьювит снова вернулся к окну. Я вышел, Хьювит обманулся во мне, а он не из забывчивых. В этом я твердо убежден.
В перемену я позвонил домой, но трубку не взяли. Вряд ли Эйлина все еще спит. Но и уходить ей куда? Без машины? Разве что в магазин по соседству. Может, специально не подходит, думает, что звонят Бонни. И наверняка удивляется, куда это тот исчез. Зря я записку не оставил.
К обеду я опоздал. Билл Пайн, преподаватель труда, сидевший напротив, уткнулся в «Глоб», пристроив газету рядом с тарелкой.
— Читали, а? — тираж из‑за конфликта между администрацией и профсоюзами урезали, и газету по дороге в школу я уже не застал. На развороте фотография Бонни и кричащий заголовок: «Звезда футбола и таинственное убийство!»
— О господи! — воскликнул я. — Газеты эти! Уж так подперчат!
— Знаменитость — так терпи. Это оборотная сторона славы.
— Очень свежая мысль. — Пайна я терпеть не мог. Он обожал изрекать заплесневевшие истины, точно свежерожденные перлы собственной мудрости. Чуть что, Пайн резал «правду — матку», зато мнения других воспринимал не иначе как личное оскорбление. Газетное сообщение было коротенькое, главным образом изложение фактов, а в заключение несколько слов о недавней распре Бонни с клубом.
— Во парень! Прямо‑таки невмочь ему жить спокойно, — рассуждал Пайн. Он жадно уплетал картофельную запеканку с мясом, морковью и брюссельской капустой.
— А при чем тут брат, если у соседей случилась трагедия?
— Характерно, что он там оказался, — наставительно изрек Пайн. — В центре событий.
— А для надутых недоносков вроде тебя характерно слюни пускать от наслаждения, когда человека принимаются поносить.
— Что ты сказал? — Пайн ушам не поверил.
— Что слышал. Отцепись. — Я швырнул ему газету через стол. Целить я специально не целил, но подспудно не прочь был угодить в тарелку. Чтоб свалилась ему на колени. Газета шмякнулась в гарнир. Пайн резко отъехал на стуле, порываясь вскочить.
— Эй, послушай! На что ты набиваешься?
Я заставил себя спокойно сидеть. Пайн, не получив ответа, — я даже не глядел на него — перегнулся ко мне, опершись ладонями о стол.
— Я спросил тебя — на что ты набиваешься?
— Отстань, Пайн, — бросил я. — Ступай, стачивай свои стамески где в другом месте.
Я ждал, решится он кинуться или нет. Прикидывал, может, все‑таки стоит встать, но тут сбоку навис Пайкок.
— Что происходит?
— Вон спросите. — Пайн зло махнул на меня.
— Гордон? — оборотился ко мне Пайкок.
— Меня, Джон, уже тошнит от типов, подпускающих шпильки в адрес брата. Вот я и поставил Пайна в известность, что он недоносок надутый, и предложил прогуляться куда подальше.