— Что ты хочешь от жизни? — неожиданно спросил Уилф.
Казалось, вопрос удивил Артура: в Бронхилле беседы подобного рода были не в чести.
— Ничего себе вопросик с утра пораньше.
— Понятно, на такие темы легче говорить после пары пива, — сказал Уилф. — Но серьезно, без дураков. Ответь.
— Не знаю даже. В общем, хочу всего того, что у меня уже есть, только чтоб было побольше.
— Иначе говоря?
— Что у меня есть? Хорошая работа, жена, семья, свой дом начал складываться. Конечно, хотелось бы выиграть в тотализаторе «тройной шанс» и получить сто тысяч фунтов, но, знаешь, я на это не очень надеюсь.
— И все?
— Ну да.
— Тебя не мучает сознание, что жизнь, настоящая жизнь проходит мимо и через неделю, может, год она могла бы стать намного интересней, если только добраться до сути, понять, чего хочешь?
Артур покачал головой.
— Нет. Вообще мне кажется, мало кто об этом думает, и потом мне жаль таких людей.
Им нужно было перебраться по ступенькам через живую изгородь, Артур шел впереди, он остановился на мгновенье, оглянулся назад и сказал с легкой, насмешливой улыбкой в глазах:
— Некоторые люди всю жизнь только и думают о том, чего у них нет, а я думаю о том, что у меня есть и что мне здорово повезло.
— А знаешь, Артур, ты счастливый человек.
Тот хмыкнул: понравилось, что в нем видят своего рода образец.
— Наверно. Я об этом особо не раздумываю.
Чувствуя некоторую растерянность перед человеком, к которому всегда относился с легким презрением, Уилф решил вернуться к прежней шутливой манере разговора.
— Чему вы приписываете свой блестящий жизненный успех, мистер Райдер? Прошу вас, поделитесь с публикой своим опытом и пониманием жизни.
Артур задумался и через минуту серьезно сказал:
— Мне кажется, дело тут не только в деньгах. Все зависит от того, как смотреть на мир. Так сказать, склад ума.
— Ну да, — серьезно ответил Уилф, — ты попал в точку. Значит, всем нам нужен психиатр, чтоб он сделал из нас довольных слюнтяев.
В восемь вечера Уилф пошел к Уордлам — они жили неподалеку, в стандартном двухэтажном доме, парадная дверь выходила прямо на тротуар. Внутри так громко вопил приемник, что можно было даже различить отдельные слова. Уилф постучал и, прекрасно понимая, что быстро не достучится, отошел назад, засунул руки в карманы и взглянул на длинный ряд освещенных окон. Вдали сияла вывеска магазина, непрерывно открывалась и закрывалась дверь за посетителями — покупают хлеб, бекон и корнфлекс на завтрак, выпивку не берут: жители Алберт — стрит не очень‑то любят пить дома. Зачем тащить питье домой, когда прошелся сто метров — и вот тебе шум, гам и компания.
Он сжал руку в кулак и со всей силы ударил в дверь. Через минуту послышался грохот задвижки, выглянул коренастый и слегка кривоногий мужчина в рубашке с коротким рукавом. Уилф поздоровался.
— Глайнис дома?
— А, это ты, Уилф. Ну как же, дома. Проходи, проходи.
Уилф последовал за мистером Уордлом. Он закрыл дверь и с трудом выбрался на свет, запутавшись в тяжелой занавеске. В семействе Уордлов поклонялись огню, зайдешь к ним в холодный вечер, вот такой, как сегодня, и непременно увидишь три спины, три пары ног на медной решетке и три лица, поджаривающихся под ярким пламенем широкого камина. Во всех домах в этой части поселка центральное место в общей комнате занимал камин, но для Уордлов то был поистине алтарь, а все остальное помещение было всего лишь территорией, куда они в случае крайней жизненной необходимости изредка совершали краткие набеги. Занавеска от сквозняка вешалась в середине октября и снималась только в начале мая.
— Когда у нас играет радио, ты стучи вовсю, — сказал мистер Уордл, — наша мать любит пьесу послушать, а если не включишь так, что на улице слышно, она слов не разберет.
Он уменьшил звук, миссис Уордл повернула голову и рассеянно улыбнулась Уилфу, Глайнис встала и подошла к столу.
— А ты не говорила, что придет Уилф. Я думал, мы вечером посидим у огня.
— Да мы вообще‑то не договаривались, — сказал Уилф. — Я просто так решил зайти.
— Пожалуйста, пожалуйста. Тебе особого приглашения не требуется. Всегда рады видеть.