Примерно в шесть тридцать позвонит Флойд, и между ним и миссис Малвени состоится примерно такой разговор:
«Уехала? Что значит „уехала“?»
«Сегодня утром упаковала вещи и уехала. Сказала, что отправилась к больной тетке, а видно, там дело долгое».
«Но не могла ж она просто так уехать и не оставить записки!»
«Коли заплатила за месяц вперед, то она вольна уезжать, когда заблагорассудится».
«Может, она оставила письмо или просила что‑нибудь передать?»
«Нет, ничего не просила передать».
«А куда же ей писать?»
«Я ничего не знаю. Видно, она договорилась на почте».
«Ну а где живет эта тетка?»
«Она не сказала. Только не в Лондоне. Где‑то за городом». (В представлении миссис Малвени все, что за пределами Лондона, просто не существует, если б Маргарет и упомянула название города, та все равно б не запомнила.)
Флойд… Если бы в то время, когда она училась в Эмхерсте, кто‑нибудь сказал ей, что однажды она встретит американца по имени Флойд и влюбится в него, она бы умерла со смеху. То была платная школа для дочерей местных адвокатов, докторов, банкиров, фермеров, торговцев и администраторов. Часть девочек определилась сюда, поскольку не смогла сдать экзамен в бесплатную школу, часть училась здесь потому, что всегда есть люди, убежденные, что платные услуги всегда лучше бесплатных. Девочкам преподавали английскую литературу и французский, потому что это считалось признаком культуры, они играли в хоккей на траве и теннис, потому что это способствует здоровью, овладевали правильной речью, этикетом, хорошими манерами, домоводством — в будущем это поможет поймать хорошего мужа, и, наконец, они учились стенографии и машинописи, ибо это как‑то могло заполнить время между окончанием школы и главным событием в жизни. В целом согласно такой нехитрой программе из них должны были получиться типичные представительницы среднего сословия. Воспитанные в уважении к королевской семье, консервативному правительству, англиканской церкви и империи, приученные к сдержанности и собранности, они, конечно, не могли принимать всерьез вульгарные черты американской жизни, с которой были знакомы лишь по фильмам. Так что соотечественники Флойда для них были всего лишь персонажи: гангстер, молодой преступник, лучший друг боксера или, наконец, частный детектив, который говорит, скривив рот, держит под мышкой пистолет, в каждом ящике стола бутылку виски, а в постели голую блондинку.
Но ее Флойд был реальным человеком. Ее Флойд…
Ехать оставалось еще полчаса. Она вынула блокнот и начала писать:
«Дорогая Ивлин, пишу тебе в поезде и поскольку не знаю, где буду жить в ближайшем будущем, пока не даю обратный адрес. На старую квартиру не пиши: я оттуда съехала. Я ушла с работы. Просто взяла и ушла, не подав заявление и никого не предупредив. Не смогла повидаться с тобой, знала, ты в отъезде, а когда решила бежать, нужно было действовать очень быстро.
Если б я надеялась скрыть от тебя причины своего бегства из Лондона, то не стала б тебе писать. Что ходить вокруг да около: я бегу от Флойда.
Ты его видела всего два раза, но знаешь, что я полгода встречалась с ним. Никогда не говорила тебе, что люблю его, но ты, наверное, и так поняла.
Я отдалась своему чувству, хотя и сознавала, что делаю. Мне казалось, всю жизнь я ждала этого часа. Наверное, от женщины чаще исходит стремление к постоянству, но я намеренно избегала разговоров на эту тему с Флойдом. Как будто даже боялась накликать беду. Я знала, когда‑то в туманном и отдаленном будущем ему придется уехать на родину. Но к тому времени что‑нибудь да решится. Я не знала одного: все уже было за меня решено с самого начала, у нас и не могло быть никакого будущего. И вот это невыносимо. И еще обман.