— А моя мама и отец не жили в грехе?
— Я этого не знаю, — сказала Мавис. — И потом не важно, поженились они или нет. Раз ты не католик, то все равно живешь в грехе, потому что на свете есть только одна настоящая религия.
— Кто это тебе сказал?
— Наш священник, отец Барлоу.
Маргарет почувствовала, что сейчас расплачется.
— Ничего этот старикашка об отце с матерью не знает! — закричала она.
— Священники все знают, — спокойно возразила Мавис, — им говорит папа римский, а он узнает от бога.
— Моя мама ушла к Иисусу Христу. Мне так сказала миссис Уилсон! Он ее забрал, чтоб ей было хорошо, чтоб, чтоб она жила там у него!
— Ха, твоя миссис Уилсон знает лучше, чем священник, что ли?
— Знает, и все, она мне так сказала.
— Она вообще в церковь не ходит. Ни в какую. Она, как это, атиист.
— Никакой она не атиист. И незачем обзываться!
— Поспорим, ты не знаешь, что такое атиист. А это человек, который не верит в бога. Хуже нет людей на свете.
— Ну, значит, миссис Уилсон не атиист, раз она мне сказала, что мама ушла на небо.
— А взрослые всегда говорят просто так, чтоб от нас отделаться.
— Ты очень мерзкий человек, Мавис О'Рурке, — сказала Маргарет, глотая слезы, — если ты считаешь, что миссис Уилсон атиист, а мама не ушла к богу.
Мавис перестала стучать мячом в стенку и, почувствовав, что переборщила, добавила:
— Да ну, перестань. Уж конечно, твоя мать ушла на небо. В ад посылают дурных людей, а твоя мама хорошая.
У Маргарет не было носового платка, сначала она руками пыталась стереть с лица слезы, потом вытерлась подолом платья.
— У меня самая лучшая мама в мире. Уж по крайней мере лучше, чем у тебя. Она никогда не кричала, не ругалась и не дралась с соседями.
— Потому что много из себя ставила, — отпарировала Мавис. — Считала себя важной птицей. Моя мама говорит, что она воображала.
Маргарет сжала кулаки и зарыдала от невозможности убедить Мавис в том, какая чудесная у нее мать. Тут появилась тетка Фло.
— Мавис, поди‑ка сюда на минуточку…
Из дома вышла женщина с ведром и направилась высыпать мусор. Она взглянула на Маргарет.
— Вы кого‑то ищете?
— Я хотела узнать, не живет ли здесь семья О’Рурке.
— О'Рурке? Нет, таких здесь нет. До нас жили какие‑то по фамилии Робертшо, а мы здесь вот уж скоро год.
Маргарет сказала «спасибо» и повернула назад.
Она пошла через двор, вдоль низкой стены, у которой тогда положили тела двух задохнувшихся детей. Вот здесь соседи пытались вдохнуть назад жизнь, которая уже покинула обоих. Она вспомнила, как какая‑то незнакомая женщина громко стонала, закрыв себе лицо фартуком. Да, о том времени помнишь много, очень много и не забудешь никогда. Только лица брата и сестры в последнее время она никак не могла вспомнить, и это угнетало ее.
Поппи протянула руку за ночной рубашкой. Он глядел с некоторым разочарованием: рубашка фланелевая до пола, с закрытой шеей.
— В честь чего монашеский наряд?
— А другие рубашки в стирке.
— Обе? Поппи, я тебе не верю. Как это понимать: очередной приступ самобичевания за то, что преступила нормы?
— Да ну тебя, опять ты со своими умными разговорами. Прибереги их для своей книжки, — сказала она, завязывая у горла узкую красную ленточку.
— Поппи, мы договорились, по — моему, что два взрослых человека имеют право наслаждаться, ничего не боясь и не стесняясь. Мне казалось, ты научила меня этому.
— Ничему я тебя не научила. Когда ты появился здесь, то все уже прекрасно знал. — Она надела светло — зеленый клетчатый халат и подошла к электрокамину увеличить накал. — Два взрослых человека… только один из них парень, у которого все впереди, а другая — женщина, у которой давно прошли лучшие годы. Я тебе в матери гожусь. Ты говоришь, я чему‑то тебя научила — это значит, как мать, что ли?
— В мире полно женщин на двадцать лет меня старее, они что, все только в матери годятся?
— Ну и многие тебя чему‑то научили? — Она сидела на стуле перед туалетным столиком, держа в руке щетку для волос и не пытаясь причесываться.
— Послушай, Поппи, — сказал Уилф, — мы с тобой взрослые люди. Двадцать лет разницы в возрасте — это, это всего лишь случайность. Не более того.
— Ну ладно, если это такая чепуха, почему б нам тогда не отнестись к этому по — серьезному и не пожениться, а? — Она взглянула на его отражение в зеркале. — А, сразу понимаешь, что к чему. И ты понимаешь, и я.
— Не знаю, что на тебя нашло, Поппи. Мы ведь знали, на что шли и вообще что с нами происходит.