Яблоки были замечательными. Хорошо иметь свой яблоневый сад.
Это почти стоило бракосочетания.
«Пироги» — продолжал он себя уговаривать. «Пироги. Бесконечные пироги и пироги. И яблочный соус»
Яблочный соус был хорошей вещью. Очень хорошей. Если бы он мог сопоставлять яблочный соус со своим браком все время, он бы, может быть даже сохранил свое здравомыслие до следующей недели, по крайней мере он на это надеялся.
Нед пытался определить, как долго он ехал, чтобы достичь земель Лидии. Немногим больше пяти минут, решил он.
— Эй! Эй! Ау!
«О, прекрасно, еще одна женщина», — кисло подумал он.
Нед замедлил движение, пытаясь понять, откуда доносится голос.
— Сюда! Пожалуйста помогите!
Он повернулся вправо, затем назад и понял, почему раньше не увидел девушку. Она сидела на земле, практически сливаясь цветом одежды с окружающими ее травой и кустарниками. Ее банальная коричневая шляпка никогда бы не вызвала фурор в аристократических гостиных, но странным образом ей шла.
— Добрый день! – немного неуверенно проговорила она.
Нед неохотно остановил лошадь и спешился. Он всего лишь хотел немного побыть наедине с самим собой, желательно верхом, но был слишком джентльменом ( несмотря на утверждения своей сестры) и не мог бросить леди в беде.
— Что— то не так? – участливо спросил он
— Боюсь, я подвернула ногу – сказала она и вздрогнула, пытаясь снять ботинок. – Я шла и…
Девушка несколько раз моргнула
— О.
— О?
— Вы – лорд Барвик.
— Совершенно верно.
Ее улыбка стала несколько натянутой:
— А я – сестра Лидии.
* * * *
Шарлотта Торнтон чувствовала себя дурочкой, а она этого очень не любила. Нет, думала она, любой мог попасть в такую ситуацию, но она была очень этим раздражена, поскольку всегда считала, что здравый смысл был самой отличительной ее чертой.
Она вышла на прогулку, торопясь избежать толп довольно раздражающих гостей, которые вторглись в ее дом накануне свадьбы ее старшей сестры. Зачем Лидии понадобилось бракосочетание, засвидетельствованное пятьюдесятью незнакомцами, Шарлотта не поймет никогда. И это не считая тех, кто планировал прибыть в день церемонии.
Но Лидия этого хотела, или, вернее было бы сказать, этого хотела их мать. И , таким образом, теперь их дом был до отказа заполнен, как, впрочем, и дома соседей и все местные гостиницы. Шарлота была не в себе от всего этого. Поэтому, прежде чем кто-нибудь ее успел бы остановить, чтобы попросить помощи в таких важных вопросах как качество шоколада, подаваемое герцогине Эшбурн, она поспешила прокатиться, сознавая, что только в этом будет ее спасение.
Когда она добралась до конюшни, оказалось, что конюхи отдали ее кобылу одному из гостей. Они утверждали, что сделали это по распоряжению ее матери, но это нисколько не улучшило ее подавленное настроение.
Таким образом, она зашагала по садовой дорожке вниз, желая лишь немного покоя и тишины, и оступилась, попав в кроличью нору. Упав, она даже не сразу сообразила, что подвернула ногу. Лишь когда та на глазах стала распухать все больше и больше, стало необходимо срочно снять ботинок, что было нелегко, так как он был плотно затянут черным шнурком.
Единственной радостью в это утро было то, что не шел дождь, хотя с ее удачей в последнее время, не говоря уже о сером небе над головой, можно долго на это не рассчитывать.
Теперь ее спасителем оказался никто иной, как Эдвард Блэйдон, виконт Барвик, который должен через три дня жениться на ее старшей сестре. По мнению Лидии, он был отъявленным повесой и абсолютно бесчувственным человеком – безразличным к нежным чувствам трепетных женщин. Шарлота не понимала, что из себя представляют нежные чувства, и очень сомневалась, что ими обладает, но тем не менее это говорило не в пользу виконта. Такое определение Лидии выставляло его грубым мужланом, почти что хамом. Совсем не тот вид джентльмена, который подходит для спасения девиц в беде.
И он, конечно, был типичным повесой. Шарлота не была такой наивной мечтательницей, как Лидия, но это не означало, что не обращала внимания на такие вещи. Эдвард Блэйдон, Нед, как называла его Лидия, обладал поразительно яркими синими глазами, которые когда— либо знало человеческое лицо. У кого-нибудь еще, они, возможно, казались бы женственными (особенно с греховно-темными длинными ресницами), но Нед Блэйдон был высок и плечист. И любой бы понял, что он более чем мускулист под этим своим пальто и бриджами, даже тот, кто не слишком— то присматривался, как она.
О, ладно, она присматривалась! А как она могла этого избежать? Он возвышался над ней, как какое— то божество, закрыв собой свет.
— Ах, да – сказал он, несколько снисходительно по ее мнению. — Каролина.
Каролина?!! Да, они были представлены друг другу, по меньшей мере, три раза.
— Шарлота, – выплюнула она.
— Шарлота, – поправился он, так улыбаясь, что вызвал в ответ робкую улыбку.
— Каролина тоже есть, — заставило ее сказать чувство справедливости. – Ей пятнадцать.
— И таким образом, слишком молода, чтобы быть самостоятельной, как мне кажется.
Допущение, что она так же слишком молода, заставило зловеще сузиться ее глаза и сказать с нескрываемым сарказмом:
— Вы меня отчитываете?
— Даже и не собирался.
— Поскольку мне не пятнадцать, — сказала она, – я всегда хожу на прогулки одна.
— Я так и подумал.
— Хорошо, не всегда, но очень часто, — призналась она, успокоенная его тоном. – Но, катаюсь, действительно, одна.
— Тогда почему сегодня не верхом? — спросил он, становясь возле нее на колени.
Она почувствовала, как ее губы сжались в неприятную гримасу.
— Кто-то взял мою кобылу.
Его брови удивленно приподнялись.
— Кто-то? – переспросил он.
— Гость – вымученно ответила она.
— Да, — сочувственно сказал он. – Многие из гостей слоняются без дела и скучают.
— Как нашествие саранчи, — пробормотала она, не успев сообразить, что была непростительно груба к человеку, который оказался вовсе и не хамом, каким обрисовала его сестра.
Нашествие саранчи для нее, а для него свадебными гостями, в конце концов.
— Простите,— быстро сказала она, глядя на него с извинением.
— Не извиняйтесь,— ответил он. – Как Вы думаете, почему я выехал на прогулку?
Она моргнула.
— Но это – Ваша свадьба!
— Да, — буркнул он. – Это верно, не так ли?
— Так, — ответила она, делая вид, что воспринимает его вопрос буквально, хотя поняла, что он имеет ввиду что— то совершенно иное.
— Я доверю Вам маленькую тайну, — сказал он, слегка касаясь ее ботинка. – Разрешите?
Она кивнула, стараясь не поскуливать, пока он стаскивал с нее ботинок.
— Свадьбы, — торжественно объявил он, – это все для женщин.
— Подозреваю, что для этого нужен, по крайней мере, еще один человек.
— Совершенно верно, — согласился он, полностью освобождая ее от ботинка. – Но в действительности, что еще нужно делать жениху. Кроме как стоять у алтаря и ответить «да»?
— Он должен сделать предложение.
— Уф— ф, — фыркнул он. – Это только один момент, кроме того, это случается задолго до свадьбы. К тому времени, когда происходит само торжество, это едва вспоминается.
Шарлота знала, что его слова были правдивы. Не то, чтобы ей когда— нибудь делали предложение, но поинтересовавшись у Лидии о том, как виконт предлагал ей руку и сердце, та только вздохнула и , пожав плечами, сказала:
— Я и не помню. Что-то ужасно банальное – я уверена.
Шарлота сочувственно улыбнулась будущему шурину. Лидия никогда хорошо о нем не отзывалась, но в то же время и плохо – тоже. Фактически Шарлота ощущала в нем родство душ. Ведь сбежали же они одновременно в поисках мира и тишины.
— Я не думаю, что у Вас перелом – предположил он, ощупывая ее лодыжку.
— Уверена. Что это не перелом. Завтра уже будет лучше.