1968
Олег Тихомиров
Про муху и африканских слонов,
или Про то, как я был хулиганом
Шел урок географии. Самый обыкновенный урок. И вдруг Вовке на затылок села муха.
Ну села, так уж сиди себе спокойно, никому не мешай, а муха, как назло, принялась вертеть передними лапками свою голову. Повертит, потом перестанет, словно задумается, потом опять повертит.
В общем, вела она себя нагло. Мне даже обидно сделалось. Софья Андреевна про животный мир Африки рассказывает, а тут какая-то муха вертит и вертит себе башку.
Мне-то, конечно, было наплевать на эту муху. Я бы на нее и внимания не обратил, но Вовку было жаль: чего она на него села! А он, бедняга, даже не подозревает.
Тогда я не вытерпел — взял и махнул рукой. Вовка как раз в это время головой двинул. Ну, я ему и заехал слегка по затылку.
— Шныков! — сказала Софья Андреевна. — Что с тобой?
— Муха…
— При чем здесь муха?.. Я про слонов рассказываю… Не узнаю тебя, Шныков.
На перемене ко мне подошел Женька Проегоркин — его недавно выбрали председателем совета отряда.
Женька сказал:
— Слушай, что это ты?
— Что? — спросил я.
— Дисциплину расшатываешь. — И, как Софья Андреевна, добавил: — Не узнаю тебя, Шныков.
— Ничего я не расшатываю вовсе! — рассердился я. — Это все из-за мухи получилось.
— Из-за какой мухи?
— Обыкновенной… Которые летают.
— Ты мне басни не рассказывай, — тоже рассердился Женька. — За что Вовку ударил?
Пришлось мне обо всем рассказать подробно.
Женька вздохнул.
— Все равно, — сказал он, — нужно тебя проработать.
— Зачем?
— Чтоб учился лучше. Двойки есть?
— Нету.
— А по дисциплине что? — с надеждой спросил Женька.
— Пятерка, — ответил я.
Женька опять вздохнул.
— Эх, — сказал он сокрушенно, — какой случай пропадает!
— Какой? — спросил я.
— Завтра собрание… понимаешь?
— Ну и что?
— «Что, что»! — передразнил Женька. — Непонятливый ты какой-то. О дисциплине бы поговорили, тебя бы пропесочили…
— Да зачем же?
Женька досадливо махнул рукой.
— Ну как тебе объяснить… С дисциплиной-то у нас что?
— Что?
— Сам знаешь… Безвыходное положение. У всех пятерки.
— Вот и хорошо, — сказал я. — Какое же безвыходное?
— Кому хорошо, а кому плохо. Отчет-то мне делать придется.
— Какой отчет?
— О работе отряда. В плане, между прочим, и про дисциплину было. Только какая тут работа, если у всех по дисциплине пятерки?.. Кого подтягивать?.. Вот ты мне скажи.
Женьке Проегоркину можно было лишь посочувствовать, и я неуверенно протянул:
— Да-а-а…
— Вот видишь, — оживился Женька. — А то бы было видно, что мы тебя перевоспитываем, над твоей сознательностью работаем. — И он вдруг попросил: — Шныков, будь другом, а?.. Ну что тебе стоит? Пропесочим мы тебя, поговорим… Все равно ведь все знают, что ты не такой. Ведь нам для отчета, а?
Я согласился. Раз для отчета, для общей пользы, пусть, думаю, прорабатывают.
А на собрании Женька начал меня «песочить». Про муху он не сказал ни слова. Зато оказалось, что я стукнул несколько раз Вовку по уху и что Софья Андреевна даже не смогла закончить рассказ про африканских слонов. И еще Женька сказал, что с таким возмутительным поступком мириться нельзя, а нужно бороться всем здоровым коллективом и поскорее смыть это позорное пятно.
После уроков он подошел ко мне и сказал:
— Здорово я тебя?!
— Здорово, — признался я. Мне это все не очень-то, прямо скажу, нравилось, но что делать. Нужно было выручать коллектив.
Однако «позорное пятно» Женька не торопился смывать.
Вскоре в стенной газете появилась на меня карикатура. К Вовкиному носу я поднес кулак, а другой рукой вцепился ему в шевелюру. Кулак был огромный. На лице моем застыло зверское выражение. Из Вовкиного носа капала кровь.
Я разыскал Женьку.
— Послушай, — сказал я, — разве так можно? Нарисовал черт знает что…
— Погоди, — не дал договорить мне Женька, — некогда тут пустяковой болтовней заниматься. Мне еще выступление нужно готовить. Послезавтра слушай по радио на большой перемене…
Из передачи по школьному радио я узнал, что прямо на уроке географии я избил Вовку. Оказывается, меня, злостного прогульщика и постоянного нарушителя дисциплины, дружно перевоспитывает весь класс.