На кровати пиликает телефон, и я подхожу взять его. Мне пришло несколько писем и смс-сок, на которые нужно ответить, но сейчас ничего не хочется, кроме как увидеть своих мальчиков. Боже, после времени и расстояния между нами как же хорошо снова назвать их так.
По дороге в лобби гостиницы я получаю сообщение от Финна. Удивительно, но мистер Сама Серьезность даже умеет писать смс. Тот Финн, которого я знала, хмуро взглянул бы на меня и сказал, что нехрен писать, когда можно тупо позвонить. Но сейчас он живет в Калифорнии, у него есть агент, повсюду продаются футболки с его фото, и он пишет смс-ки. Список подшучиваний над ним все ширится и ширится. Он написал, что сейчас находится всего в нескольких кварталах отсюда и сейчас закажет нам столик.
Как только вхожу, меня встречает аромат кофе и бекона, и в ответ мой желудок урчит. Сказав официанту, что нас будет двое, я иду за ним к столику.
Финн появляется несколько минут спустя, и я чувствую восторг при мысли, что заполучу его исключительно для себя на какое-то время. Я так люблю этих ребят. Он улыбается мне в ответ и идет к столику, снимая бейсболку и приглаживая волосы, давая мне тем самым возможность рассмотреть его.
— Mon dieu, ну и бицепсы у тебя, — говорю я, когда Финн подходит ближе и, закатив глаза, усаживается напротив меня.
— Спокойно, мадемуазель Лягушатница.
— Я, конечно, понимаю, что с нашей последней встречи прошло время, но с каких пор ты стал превращаться в Попая-моряка?
Он смеется и смотрит в меню.
— Неужели кто-то еще помнит Попая-моряка?
Не унимаясь, я продолжаю:
— Ты всегда был такой огромный? Что-то не припомню, — я тянусь через весь стол, чтобы обхватить его бицепс обеими руками.
В ответ Финн делает вид, будто нетерпеливо смотрит на часы.
— Во сколько твой рейс домой?
Я падаю обратно на стул и подношу к губам стакан воды.
— Я не виновата, что ты выглядишь, как Капитан Америка. Неудивительно, что тебя снимает телевидение.
Когда подходит официантка, Финн снимает крышку с кофейной кружки, и мы ждем, пока она наливает кофе и принимает его заказ.
— Значит, ты слышала про телешоу, — осторожно начинает он и отпивает кофе — черный, как он и любит. От кружки поднимается пар и растворяется где-то над его головой. Этот момент такой знакомый и уютный — когда спустя столько времени Финн пьет все такой же кофе, по-прежнему не дожидаясь, когда тот хоть немного остынет.
— Еще бы мне не слышать. Оливер прислал мне скрин из журнальной статьи, а еще я видела твое фото на железнодорожной станции в Лилле.
— А почему мне не сказала? — спрашивает он, наклоняя голову.
Я пожимаю плечами.
— Сама не знаю. Хоть мы пусть редко, но списывались, мне все же было неловко писать активнее, нежели просто удостовериться, что все живы и здоровы. Наверное, это из-за расставания, когда Ансель оставил вас с Оливером при себе, а я оказалась за бортом.
Он улыбается и складывает руки перед собой. Но его улыбка не насмешливая — она нежная, и этим выражением лица он говорит мне, как меня любит. В течение этой молчаливой минуты улыбка Финна исчезает, и когда он хмурится, загорелый лоб покрывается морщинками.
— Ты ведь знаешь, да, что никто из нас тебя не винил? Решили, ты сглупила и начала пороть горячку, но мы знали тебя настоящую. Как и Анселя. Так что мы перенервничали.
— Теперь я знаю, да, — отвечаю я. — И сейчас все стало еще лучше.
— Это хорошо, — говорит он и снова отхлебывает кофе.
Я люблю Финна за это: если скажешь ему, что ты в порядке, он это примет. Ему не нужно копаться в твоей голове и анализировать каждую твою мысль. Он доверяет тебе, что ты скажешь правду.
— Я рада за него. За всех вас, — добавляю я. — Кстати, расскажи мне о своей жене. Она… — я замолкаю, подбирая подходящее слово, — ну просто нет слов.
Финн хохочет, радостно и громко, и в уголках его глаз собрались озорные морщинки.
— Это ты точно про нее сказала. А брак — охуенно хорош.
Пока мы говорим о здоровье его отца, о том, в какие неприятности вечно влезают его братья, наконец приносят завтрак: овсянка с фруктами для меня, а яичница со всем, что только можно вообразить, для Финна. Не тратя время, он приступает к еде.