И действительно — она слегка морщится, когда делает глоток, но потом я завороженно смотрю, как она пожимает одним плечом, типа «ну и фиг с ним», и пьет еще.
Значит, у нее хороший вкус, но при этом она не сноб. Умница.
— Не знаю, где-то на неделю, может, на две, — говорит она, после того как сделала второй глоток. — Я уволилась, а следующая работа еще не началась, так что хотела воспользоваться шансом немного попутешествовать — время подходящее. Я не была тут со времен нашей последней велосипедной поездки.
— Погоди-ка, — я немного отодвигаюсь назад, чтобы получше ее рассмотреть. И только сейчас замечаю хорошие мышцы ее обнаженных рук и дух приключений, который исходит от нее, когда она улыбается. — Ты была в том велотуре с Оливером?
Она кивает, улыбаясь теперь еще шире.
— Мы все так и познакомились. И все дружили, прежде чем у нас с Анселем началось что-то романтическое.
И тут во второй раз на всех накатывает оцепенение. Только теперь оно в полтора раза тяжелее и в полтора раза более странное.
— Значит, до этого ты с ними не была знакома? — спрашиваю я.
Перри качает головой, и ее волосы, скользнув по плечу, падают вперед. Это напоминает мне о перекатывающих через камни волнах. Что в свою очередь напоминает о купальниках, а те — о полуобнаженной коже. Меня совершенно поглотили эти образы, но все-таки приходится сосредоточиться на разговоре.
— Мы познакомились в поездке, — отвечает она.
Это впечатляет. Ну то есть ей почти тридцать, а поездка, про которую она говорит, была несколько лет назад. Так что она еще и смелая: поехать туда одной, в другую страну, и делать что-то, совершенно новое и неизвестное.
— А где ты выросла? — интересуюсь я.
— Господи, Джо, хорош наседать на нее, — встревает Оливер и бросает меня смятой салфеткой.
— Все нормально, — отвечает ему Перри и снова обращается ко мне: — В Орлеане. Но училась в средней школе недалеко от Цюриха.
Мое сердце подпрыгивает, и я уточняю:
— Это в какую?
Перри полностью разворачивается ко мне, словно не может поверить, что я это спрашиваю.
— В Институт Монтана.
— А я в Эглон Колледже [Монтана и Эглон — обе частные швейцарские школы-пансионы — прим. перев.], — со смехом говорю я.
Она удивленно смотрит на меня.
— Ты тоже учился в школе-интернате в Швейцарии?
В этот момент как раз успели подойти Лондон с Люком, и Лондон, сев рядом с Харлоу, замирает.
— Погодите. Дилан учился в школе-интернате в Швейцарии? — а потом шлепает себя по губам и в ужасе смотрит на Лолу. — Вот черт.
Теперь все таращатся на Лондон.
— Забей, — говорю я. — Великая Тайна Имени уже раскрыта. Я бы и сам давно уже рассказал, но все ради вас, назойливая мелюзга.
— Ты знала, как его зовут? — вытаращив глаза, хором спрашивают Харлоу с Лолой.
— Они с Люком вместе играли в водное поло после того эпичного расставания, — слегка поморщившись, объясняет Лондон. — И, кстати, мне тоже ужасно грустно, что секрет раскрыт.
Рядом с Лондон плюхается Люк и, представившись, с улыбкой протягивает руку Перри. Я внимательно слежу за ней, потому что большинство женщин чуть ли не вслух выражают свою реакцию на знакомство с Люком — или, встречаясь с Анселем, у Перри выработался иммунитет? — но она только вежливо улыбается и, снова повернувшись ко мне, спрашивает:
— А почему тогда ты не говоришь по-французски?
Я замечаю, как Люк смотрит на меня, практически читая мои мысли.
— Я… э-э-э… — начинаю я и снова поворачиваюсь в сторону Люка и его нервирующего взгляда джедая.
— Привет, Дил, — заявляет он мне с широченной улыбкой, красноречиво говорящей: «Я вижу, как ты теряешь голову».
— И тебе привет, Саттер, — ухмыляясь в ответ, говорю я.
Ему явно не терпится понаблюдать за этим разговором, так что, пожав плечами, я поворачиваюсь к Перри:
— Моя мама немка, а папа немецкоговорящий щвейцарец. Так что я говорю как на стандартном немецком, так и на цюрихском диалекте немецкого. А французского… совсем не знаю.
Нет, это уже не только Люк — все за столом затихли и завороженно прислушиваются.
— Ты хоть расскажешь уже про себя, а? — с низким рыком спрашивает Финн.
— Я родился в Швейцарии, но мы переехали сюда, когда мне было лет шесть. До четырнадцати жил тут недалеко, в Ла-Хойе, а потом вернулся в Швейцарию, к бабушке и дедушке, в Цюрих. — я тыкаю в льдинки соломинкой. — Потом поступил сюда в UCSD, — пожав плечами, я добавляю: — Думаю, в конце концов я вернусь назад.
Замечаю, как от этого сидящий рядом Оливер резко поднимает голову.