Ни слова протеста с моей стороны, прошу заметить. Я просто пиздец как восхищен. Но в то же время я знаю, что скоро она возвращается во Францию, и не имеет значения, насколько приятно мне с ней может быть, я все же побаиваюсь, как будет ощущаться воспоминание об этом мимолетном знакомстве после ее отъезда.
– Я скоро закрываюсь, – говорю я ей.
Она еле заметно пожимает одним плечом.
– Да, думаю, пора.
Между нами повисла пауза – тяжелая и почти физически ощутимая.
Боже… Да и нахуй.
– Хочешь, поедем ко мне? – предлагаю я.
Надо же, я не споткнулся на полуслове, и мой пульс даже не участился. Я просто хочу это. Хочу ее. Хочу побольше времени с ней, хочу, чтобы она была со мной у меня дома, ужинала, что-нибудь смотрела, что угодно делала или даже просто ничего не говорила.
Кивнув, она с приятным хлопком закрывает книгу и, встав, несет ее обратно на полку.
На ней сегодня джинсы, туфли на высоких каблуках и футболка с огромным коралловым цветком, но ощущение, будто на ней ничего нет. И я не про то, что она как-то непристойно выглядит – вовсе нет, – а просто ей комфортно в своем теле. И она что угодно так носит – непринужденно.
Когда Перри возвращается ко мне, я беру ее за руку. И тут же вспоминаю, какая мягкая и прохладная у нее кожа. И да, снова: я понятия не имею, почему это сделал – просто почувствовал, что так правильно. Судя по всему, она тоже… или просто не хочет меня обижать.
Чутье побуждает меня удостовериться.
– Можно? – спрашиваю я и ослабляю хватку.
Но она хватает мою руку сильнее и тянет меня к двери.
– Пойдем. Я голодная.
На улице она ненадолго останавливается, чтобы я свободной рукой закрыл магазин. Я чувствую на себе ее взгляд. Чувствую ее прикованное ко мне внимание, которое прерывается, только когда от порыва ветра волосы закрывают ее лицо, и она убирает их за ухо.
Ее волосы как медь. Гладкие и тонкие. С металлическим оттенком, поблескивающим в свете летнего садящегося солнца.
– Ты сегодня тихий, – замечает она.
– Просто не съел банан на завтрак, – отвечаю я. – Дома оказался всего один, уже коричневый и жуткий, так что если честно, у меня было куча всего сказать, когда я увидел его с утра пораньше.
Перри кивает, будто все это ей понятно, хотя мы оба знаем – да вся планета давно знает – что я просто спонтанно несу всякую хрень, которая так же спонтанно возникает у меня в голове.
– В бананах, между прочим, много калия, – говорит она, и я взвываю от хохота, поскольку что-то вроде такого же нелепого бреда я бы и сказал.
– Вот именно.
Мы снова на какое-то время замолкаем, и она наклоняет голову.
– Почему мне с тобой так комфортно?
Предполагаю, она действительно хочет знать ответ; Перри редко задает риторические вопросы.
Так что я пожимаю плечами.
– Может, потому что понимаешь, что нравишься мне, хотя я тебя еще не очень хорошо знаю? Мне кажется, между нами все становится еще лучше, когда ты рядом со мной.
– У тебя есть девушка?
– Я бы не стал держать тебя за руку, будь у меня девушка.
Теперь ее черед пожимать плечами.
– Не знаю. Просто тебе, кажется, нравится держаться за руки. Вот я и решила спросить.
Мать вашу, да, я понимаю, о чем она.
– Тогда я рад, что ты спросила.
Мы повернули за угол, и она отстает на шаг, когда подходим к припаркованной Бетти.
Поковырявшись секунду, я открываю ключами ее дверь, и Перри без единого комментария забирается внутрь. Мне нравится, что она не пытается выдать что-нибудь вроде: «Как круто, что у тебя есть эта дерьмовая развалина». Некоторые люди предпочитать притворяться, будто Бетти крутая тачка, хотя она реально уродливая. Еще она пахнет затертой до дыр обивкой, и мне нравится в ней только сама езда.
Двигатель рычит, и, включив первую, я отъезжаю и говорю ей:
– Есть такой чувак – Герд Гигеренцер – он исследует, как мы принимаем решения, – оглядев ее, я добавляю: – И говорит, что нам нужно чаще следовать инстинктам и эвристическому подходу.
Встретившись со мной взглядом, она слушает и кивает. Она даже не выдает скептическую улыбочку, как все мои друзья. Хотя я не злюсь на такие улыбки; я их понимаю. Но она, кажется, угадывает, что я это к чему-то подведу, и действительно хочет услышать. Быть с кем-то, кто тебя всерьез хочет услышать, – это круто.
– Он говорит, что при принятии оптимальных решений недостаточно статистики и учета вероятностей. Он про интуицию. Например, пользоваться инстинктами, учитывая при этом, что в какой-то степени они базируются на жизненном опыте.
Она неуверенно улыбается.
– Та-а-ак…
– В основном он пишет про риски в инвестициях и экономику, – добавляю я, – но не знаю… Это просто появилось у меня в голове – слова, которые он однажды сказал: если вы живете в неопределенном мире, упрощайте. Если же ваш мир довольно предсказуем – добавьте деталей.
Перри качает головой.
– Понятия не имею, к чему ты клонишь, но продолжай.
– Чаще всего я и сам обычно не знаю, к чему, но сегодня тебе повезло, – подмигнув, отвечаю я.
Она фыркает, и, выехав на дорогу, я продолжаю:
– По сути он предлагает использовать аналитический подход в предсказуемых обстоятельствах и интуитивный в более сложных ситуациях, – я смотрю на нее, и она понимающе кивает. – В основном моя жизнь предсказуемая, – я издаю легкий смешок. – Дни похожи, люди вокруг одни и те же. Каждый раз, когда я делаю или говорю что-нибудь нелепое и Оливер смеется на до мной, это увеличивает шансы, что когда в следующий раз я снова сделаю или скажу что-нибудь из той же оперы, у него будет такая же реакция. Кроме того, я занимаюсь серфингом, хожу на одни и те же пляжи и делаю трюки, которые, наверное, не стоило бы. Но чем чаще я их делаю и при этом остаюсь в живых, тем больше шансов, что выживу и в следующий раз, когда сделаю что-нибудь безумное. Для большинства решений, которые я принимаю, учет вероятностей отлично работает.
– И-и-и…
Остановившись на светофоре, я поворачиваюсь к ней.
– С тобой я в ситуации неопределенности, но, к сожалению, у меня не много опыта, на который я могу опереться. Мои инстинкты хреновые.
Я вижу, как она сглатывает, внимательно всматриваясь мне в лицо, и кивает – на этот раз серьезно.
– Тут намешано столько всего: кто ты по отношению к Анселю и Миа, для чего ты здесь и надолго ли останешься. Может, тебе нужно отвлечься, или ты ощущаешь себя девятой лишней. А может, я тебе нравлюсь, – говорю я. – Ждет ли тебя кто дома и ждешь ли ты с нетерпением возвращения, – улыбаюсь я. – Ты меня еще слушаешь?
Перри кивает.
– Да.
– Тогда давай будем придерживаться простоты и не усложнять.
Выражение ее лица на секунду искажается от разочарования, от чего моя кровь начинает реветь в жилах.
– Я про инстинктивные решения, – тихо добавляю я, после чего отворачиваюсь и жму на газ, поскольку уже зеленый. Когда она молчит на это, я говорю: – Ты мне нравишься.
Я слышу ее улыбку, когда она отвечает:
– Ты мне тоже нравишься.
И, черт, это все, что мне нужно. Простота.
– Круто, – влившись в поток на шоссе, говорю я. – Ты любишь тайскую кухню?
Перри смеется, качая головой.
– То есть ты закончил с аналогиями со стратегиями принятия решений?
– Ну так как?
Немного прищурившись, Перри хитро улыбается.
– Да. Я люблю тайскую кухню.