Рассказ о поездах
Однажды мой друг-писатель с глазами, горящими огнем, протянул мне кипу исписанных листов. -Что это? - спросил я, поднимая брови. Каждые новые листки всегда вызывают у меня это чувство, ничего не могу поделать. Наверное, все дело в его реакции, в том, с каким лицом он это делает - самодовольным, самовлюбленным и, конечно, вконец отчаявшимся. - Новый рассказ? -Ни слова, - выдохнул он. Его возбуждение странно контрастировало с его внешним видом; он держался с прямой спиной, руки не дрожали, легкая улыбка. Глаза правда выдавали острое его чувство, боль какую-то. - Просто прочти, хорошо? Не сейчас. Я не тороплю, скажешь как прочтешь. Я удивленно на него посмотрел. -Ладно, ладно! - сдался он одними глазами и голосом. - Сегодня...прочитай его сегодня и скажи мне...хорошо? -Дел много. - с сожалением говорю я, листки в руке дрожат. - С Людмилой собирались в... -Ни слова больше, - вновь он выдохнул. - но ты очень, очень поможешь...Я почти на коленях. -О чем рассказ-то? - сворачивая и убирая листки в карман, спрашиваю. Ну вот - я снова поддался его мольбам, его продуктивности, рассказ в неделю. - Как обычно? -Нет. - нетерпеливо говорит он. - О поездах. Ах, ни слова больше...
Устроившись поудобнее, я начал чтение, рассказ был назван до банальности просто: «Скорый пассажирский». Я попытался максимально расслабится, навёл чаю. Попросил Людмилу не беспокоить меня и ответил, мол, да, новый рассказ, ну он попросил, не отказывать же. Сходим чуть позже, рассказ маленький и времени не займет так много. Прическу будешь? Хорошо. Погладь заодно мои брюки. Итак, усевшись, отхлебнув чая с чабрецом и подперев голову, я начал чтение:
«Поезд-красавец набирал ходу, хотя, конечно, сам поезд - понятие относительное, сложное и невнятное. Куда как удобнее назвать его, используя терминологию - привязку к локомотиву; итак, электровоз-красавец тянул за собой двенадцать старых немецких вагонов, а стук колесных пар отчаянно мешал уснуть пассажирам, особенно тем, кто ехал этим самым направлением впервые. Проводник четвертого, плацкартного, задумчиво курил в тамбуре, пока пассажиры чуть не теряли сознание от жары. Проводник не слышал стук колесных пар - в пути он находился пятые сутки, а по земле ходил вприпрыжку, что и говорить, таков его удел. На часах было двадцать два с небольшим. Перегон был длинным - больше двух часов, поэтому проводник и сбежал от своих пассажиров туда, где курят и думают. Поэтому ли? Ну, и поэтому тоже... Проводник был молод и поначалу даже любил «железку». Он работал всего ничего - пятый месяц, да и лет ему было не сказать чтобы много, чуть больше двадцати, но на лице уже начинал проявляться какой-то профессиональный отпечаток. Проводника звали Олегом. У Олега где-то далеко осталась ждущая его приезда семья... Почему, заглядывает в тамбур одна из пассажирок, почему там так жарко? Потому что лето, устало говорит Олег, а конструкция этих немецких вагонов не предусматривала наличие кондиционеров, восемьдесят восьмой год, вентиляция только, да и та, сама понимаете, забивается со временем. Но пассажирка ничего не понимает; электровоз-красавец все тянет за собой двенадцать вагонов, проводник все курит, пассажирка обещает жаловаться и закрывает дверь. Стук колесной пары почему-то успокаивает. Олег договорился со своей сменщицей, что сменится в двадцать два, но она спала, когда он заглядывал, что же, что же, пусть поспит подольше, Олегу, к слову, не жалко - моложе он и выносливей. Все равно домой скоро. Казалось бы - автоматизм, все эти рейсы, из четырех месяцев работы в поездах Олег пробыл девяносто дней, казалось бы, однако проводник четвертого плацкартного все еще допускает маленькие оплошности и ошибки с билетами. Иногда забывает, что цены в поездах свои, чтобы выйти в плюс, сделать план и в итоге не пришлось платить из своего кармана; забывает и так и продает чай по двадцать два рубля вместо привычных проводникам тридцати пяти; вот забава - за сорок семь можно купить целую пачку чая, а за тридцать пять проводники продают пакетик. Олег поначалу не принимал этого, но сдался. Много чего он не принимал. Денег за разрешение пассажирам курить, промысел алкоголем, сдачу мест в вагоне, продажу этих мест, зайцев, или когда ты находишь свободное купе и запускаешь туда двух влюбленных на час, потом вытаскиваешь смятую купюру из кармана и, красный, убираешь после них. Одно одеяло так и не отстирали на складе - с пятнами-напоминаниями теперь этим одеялом кто-то укрывается... Олег устало глядит в ночь, чувствует, что где-то там, за стеклом, поле.»
Людмила кричит мне что-то, ну а слышу я лишь со второго раза. -Что такое, - спрашиваю. - чего говоришь? Повтори, Люд. -Долго еще? - она выглядывает из-за зеркала. В платье незастегнутом, серьги в ушах круглые, она несомненно красивая. Докрашивается. - Мне просто минут пять всего, а ты в трусах до сих пор. Я всегда удивлялся ее способности одеваться молниеносно. Мычу что-то, потом вспоминаю: -А брюки? Погладила? -Да я вчера гладила, а ты их не надевал. Не глупи, потом дочитаешь. Я повышаю голос: -Люда! Ну дай дочитать! Осталось немного. - и прибавляю после паузы. - не опоздаем, не волнуйся. -Послал бог мужика. Чтец! - в сердцах выкрикивает она, но беззлобно, с улыбкой. Я улыбаюсь тоже. Посылаю ей воздушный поцелуй и она его, кажется, ловит.