Хлопок дверью известил меня, что Людмила ушла. Я махнул рукой. Читать рассказ моего друга-писателя было интереснее, чем потакать ее прихотям - наверное, впервые в жизни...
«Электровоз-красавец набирал ходу. В маленьком тамбуре вновь курил проводник четвертого плацкартного - и вновь слезы катились по его лицу. Он снова вспомнил о своем товарище, погибшем не в дороге, но сразу после дороги, на следующий день после рейса. Вспомнил, как смотрел в окошко тамбура и опять не видел поля - только отражение: лампа, тамбур, две тени, две струи дыма. Как они смеялись и как вместе ели домашнюю еду то одного, то другого. Как однажды вместе пытались соблазнить одну и ту же пассажирку и ни у одного этого не удалось. Как он не был похож на всех остальных работников - никакой тебе ссученности, злобы, никакой лжи и фальши; не он крал у проводника Олега подучетный инвентарь, не он обманывал с деньгами и не он, конечно же не он, говорил, что один из проводников должен быть главнее... Он смеялся вместе с Олегом и вместе с ним грустил. Он человеком был среди этого проводницкого сброда. -Ты... ты че, - яростно вереща кричала напарница, сонная, толстая, глупая. Ее лицо было перекошено. Она задыхалась. - ты...что там творится? Ты почему не там? Не был? Я разнимала... у одного был нож... Вот, вот...вот. - твердила она. Ее майка была запачкана кровью. - нас же под суд...моя смена... Она смотрела яростно и испуганно. -Нас же обоих под суд...наши же обязанности...Смена-то! Смена моя! - кричала она. Проводник четвертого плацкартного не ответил ни слова. Молча докурив, он пошел переодеваться. Смена была сдана. Вспоминая лицо своего погибшего товарища, он решил твердо - электровоз-красавец должен продолжать идти своей дорогой без него. А уж он без электровоза...ну, как-нибудь.»
И когда я дочитал, я забыл про Людмилу. Про то, как она, наверное, на улице ждет меня, докуривая, красивая, в своем облегающем платье, со своими круглыми и длинными серьгами. Про то, что у нас билеты. Что Смирновы ждут нас, что мы договаривались. Нет. Я наскоро набрал номер своего друга-писателя. Взял он не сразу, гудка после третьего. Я быстро-быстро начал взволнованно говорить: -Послушай... это - честно, боги, я не знаю... Как? Как?! Прежде у тебя, знаешь, чувствовалось, что что-то не то, а здесь ты словно бы... нет слов, я... - я задыхался от распирающих меня чувств. В горле стоял этот ком, это чувство, да, я прочувствовал этот рассказ. - Как, я не понимаю! Что случилось, ведь в последнем... -Саш. - прервал меня мой друг-писатель. - это не мой рассказ. В нем нет ни грамма вымысла. Однажды мне рассказал его человек, приукрасил ли он, я не знаю. Ты читаешь не мой рассказ. Чей-то еще.
По пути до места назначения я много думал. Странный шум заставил меня посмотреть наверх, а потом и назад, когда мы заезжали под небольшой тоннель; сомнений не было, я знал, что там, наверху, едет тот самый поезд. Но я ошибся - по рельсам свой ни с чем не сравнимый стук колесных пар отбивал всего лишь безынтересный товарняк. Я был разочарован. Людмила, конечно, накинулась на меня, но к началу мы успели, почти не заставив Смирновых беспокоится.