У Шлегеля были проворные руки, и он вдруг вскинул их на меня так, что указательные пальцы воткнулись в мою рубашку.
— Мне дали двух адмиралов, и я собрал из Норфолка команду посредников, контролирующих действия «синих».
Он подошел к телетайпу, выдернул из него немного бумаги, оторвал ее от рулона, скомкал и швырнул комок через комнату. Я промолчал.
— А твой приятель Фоксуэлл выбрал именно этот момент для демонстрации, как коммунисты могут уделать нас по всем статьям.
Он показал на планшетный стол. Пластиковые кружки указывали те места, где Ферди стер ядерные подлодки. Две подлодки, идущие на замену со стороны Исландии и Шотландии, двигались вдоль мурманского побережья и должны были быть обнаружены буйками Ферди.
— Они обнаружат эти подлодки ближе к полюсу, — сказал Шлегель с сарказмом. Он подхватил свою куртку и встал в одной рубашке, перебросив куртку через плечо и держа ее большим пальцем за вешалку. Остальные пальцы обхватили его широкие красные подтяжки. Потом он влез в куртку и одернул рукава. У этой униформы сверху донизу был какой-то кургузый вид, однако Шлегель смотрелся в ней, как маленький Цезарь.
— Откуда нам знать, будут ли русские такими же ненормальными, как сейчас, если начнется реальная война? — сказал я.
— И оставят Карское море вообще без прикрытия? — Он затянул узел галстука.
— Все будет в порядке. — Я посмотрел на часы оперативного времени, которые ходили в зависимости от запрограммированных компьютером скачков во времени. Я взял розовые листки радиограмм, полученных от посредников «синих», и попытался вызвать на связь подводные лодки, выведенные из строя.
— Да они все равно не ответят, — сказал Шлегель. Я заметил, что на электронном табло подлодки высвечивались как действующие, а не вышедшие из строя. Я заглянул в служебные инструкции и сказал:
— Нам не мешало бы заложить в программу идеи Ферди и еще учесть все ледоколы, которые доступны русским. А потом сделать это снова, причем предусмотреть возможность поражения каждого ледокола.
— У тебя-то все на мази, — буркнул Шлегель. — Тебе-то не нужно в конце недели ехать на разбор с этими ребятами. Когда они вернутся в Норфолк, всех дерьмом измажут, попомни мое слово.
— Так что же, значит, в наших планах не предусматривалась надежная оборона русского материка, как было задумано?
— С чего ты взял? — бросил Шлегель. У него была привычка проводить указательными и большими пальцами по лицу вниз, как бы стирая с лица печать озабоченности и возраста. Сейчас он это и сделал.
— Флот приходит сюда только с одной задачей: они хотят всем показать, что они заодно с Пентагоном, и убедить, что эти дурацкие вояжи нисколько не грабят их бюджет.
— Наверное, так оно и есть, — сказал я. Шлегель презирал людей из Командования стратегической авиацией и с удовольствием пошел на союз с флотом, используя любой шанс насолить им.
— Наверное! А чем же, по-твоему, такой матерый десантник, как я, занимается здесь, в этой игральной комнате? Я был одним из первых претендентов на звание адмирала подводного флота. — Он задвигал челюстью, как будто хотел плюнуть, но не плюнул, а снова включил связь:
— Этап номер 8.
Он проследил за часами оперативного времени, на которых стрелки быстро передвинулись на 14.30.
— Ну, теперь им уж точно придется вычеркнуть эти подлодки, — сказал я.
— Они скажут себе: паковый лед повредил радио и для следующего этапа.
— Теперь одна из подлодок должна скоро готовиться к пуску ракеты, — сказал я.
— Они могут перенацелить ракеты-носители перед пуском? — спросил Шлегель.
— Нет, — сказал я, — но они могут задать другие цели для разделяемых боевых головок ракет.
— Значит, это будут разделяющиеся ракетные головные части, без автономного наведения?
— Да, их как раз так и называют: разделяющиеся РГЧ.
— Это то же самое, что слепить ракеты «Посейдон» и «Поларис» вместе.
— И не только, — сказал я.
— Да, и при этом получается побольше количества и качества, — добавил Шлегель. — И не только?! А сколько? Черт возьми, почему мне приходится из всех вас вытягивать информацию клещами?
— Таким образом, ударная мощность каждой ракеты увеличивается в несколько раз. Разделяемые РГЧ эффективнее всего использовать по разбросанным целям.
— Типа шахтных пусковых установок?
— Да, типа пусковых шахт, — ответил я.
— А как сработает компьютер? Например, для поражения десяти шахт пусковых установок?
Я ответил:
— Ну, если не будет ошибок в программе и «экстремальных погодных условий», то вероятность поражения стопроцентная.
— Прелестно, — сказал Шлегель.
Я был помощником Шлегеля, и в мои обязанности входило предоставлять ему информацию обо всем, что он хотел знать. Но я подозревал, что Шлегель негласно приложил свою руку в игре в пользу адмиралов «синих», и поэтому чувствовал, что бросил Ферди в беде.
— Разрешите мне дать Ферди информацию о воздушной разведке дрейфующих льдов и температуре воды?
Шлегель подошел ко мне вплотную.
— Патрик, послушай мой совет. Твой приятель находится под надзором.
— О чем вы говорите?
Он посмотрел через плечо, закрыта ли дверь.
— Я тебе говорю, что он под надзором органов безопасности, понятно?
— А мы все разве не под надзором? Почему вы мне это говорите?
— Для твоей пользы. Я имею в виду… Тебе не стоит тащить его в свой любимый бордель, если ты не хочешь, чтобы завтра утром на моем столе лежал рапорт. Понятно?
— Хорошо, я буду иметь это в виду.
Я взял результаты воздушной разведки и сводку погоды и спустился к Ферди.
Когда я вошел, Ферди выключил пульт. На пункте управления «красных» стало темно. Вокруг нас световые табло показывали меняющиеся серии цветных схем.
— Ну, что ты узнал? — с тревогой спросил он.
— Ничего особенного, — ответил я и рассказал ему о полицейском сержанте Дэвисе и о девушке.
Он усмехнулся.
— Разве я тебе не говорил: это дело рук Шлегеля.
— Шлегеля?!
— Он был послан сюда, чтобы все это обтяпать. Ты что, не видишь?
Я проигнорировал его вопрос, вышел в освещенный коридор и громко хлопнул дверью.
Когда вернулся на центральный пост, планшетисты наносили самолеты, производящие поиск по квадратам, вдоль всего побережья до самой норвежской границы. Исключая Архангельск, несколько из них патрулировали в узкой части Белого моря. Как таковых морей здесь нет. Линия побережья на такой карте ничего не значит в Арктике, где вы можете идти по паковому льду через весь полюс от Канады до СССР, где дрейфующие льды доходят почти до Шотландии. Здесь трудно увидеть что-либо живое — в этой пустыне белого безмолвия, где воют снежные бури и ветер превращает человека в глыбу льда, разбивает ее на куски и развеивает по равнине. Нет жизни на ней, но вот под ней… Под этим белым безмолвием война никогда не прекращалась…
— Этап номер 8, секция 1, — прошелестел динамик на пульте Шлегеля. Планшетисты повернули подлодки и ледоколы. Замигал телефон связи с «красными».
— Запрос, — сказал Ферди. Он, вероятно, ожидал, что трубку поднимет Шлегель, и переменил интонацию, когда услышал мой голос.
— Чем могу быть полезен, адмирал?
— Я насчет кромки льда из последней сводки погоды, которую ты принес. Она для более раннего сезона.
— Я не думаю, Ферди.
— Патрик, я не хочу спорить, но в это время года дрейфующий лед заполняет все устье реки и смыкает острова. Ты там был и знаешь, как это бывает.
— Они были пересняты машиной с фотографий, полученных со спутника.
— Патрик, покажи мне все сезоны, и я тебе докажу, что я прав. Они, наверное, перепутали карточки в машине.
Я был уверен, что он ошибался, но не стал спорить.
— Хорошо, сейчас принесу. — Я положил трубку. Шлегель смотрел на меня.
— Мистер Фоксуэлл запросил кромку льда, — сказал я.
— Избавь меня от него, Патрик. Это уже четвертый запрос за время игры. А вот «синие» еще ни разу ничего не запрашивали.