Полицейский около двери взял в руки мою карточку-пропуск.
— Армстронг, Патрик, — объявил он другому полицейскому и повторил мою фамилию медленно по буквам. Другой полицейский шарил глазами по карточкам в ячейках.
— Вы только что выходили? — спросил первый полицейский.
— Я? — спросил я.
— Да. Вы.
— Я? Выходил?
— Да.
— Нет, конечно. Я только что пришел.
— Наверное, опять старая смена все карточки перепутала. Присядьте, пожалуйста, на минутку.
— Я не хочу сидеть здесь ни минуты, — терпеливо ответил я. — Я не собираюсь сидеть здесь ни секунды. Я должен идти.
— Вашей карточки нет в ячейке, — ответил он.
— Это уже ваша проблема — разбираться с этими карточками, — сказал я. — Мне еще не хватало разбираться с ними.
— Он и так старается найти вашу карточку как можно быстрее, — сказал полицейский у входа. Другой продолжал шарить глазами по карточкам в ячейках. При этом он произносил «К, Л, М, Н, О, П, Р, С, Т» подряд, пытаясь сконцентрироваться на нужной алфавитной ячейке.
— Мне нужно только подняться в библиотеку, — сказал я.
— Ага, — сказал полицейский у входа и недоверчиво ухмыльнулся, как будто именно эту фразу он слышал от множества иностранных шпионов.
— Все равно вам нужно в это здание. Библиотека находится на третьем этаже.
— Тогда вы пойдете со мной, — ответил я.
Он покачал головой, как бы сочувствуя моим проблемам. Потом пригладил ладонью свои седые усы и полез в карман униформы за футляром с очками. Он надел очки и снова уставился на мою карточку-пропуск. Когда этих карточек не было, не было и всяких проволочек. Теперь я стал жертвой закона Паркинсона о мерах по безопасности. Полицейский записал кодовый номер моего учреждения и стал искать его в папке-скоросшивателе со списками абонентов. Оттуда он выписал номер телефона и вернулся в стеклянную будку позвонить. Набирая номер, он покосился на меня, потом плотно захлопнул стеклянную дверь, чтобы я не мог подслушать разговор.
По его губам я понял, что он сказал:
— Эта карточка уже была использована сегодня утром, на ней проставлено время входа посетителя, а времени убытия нет… Этот посетитель… В нем вообще-то нет ничего подозрительного… около сорока лет, в очках, гладко выбрит, темные волосы, ростом около шести футов…
Он запнулся, как только я услышал раздраженный голос Шлегеля даже через закрытую стеклянную дверь. Полицейский открыл дверь.
— Подойдите, пожалуйста, к телефону.
— Алло, — сказал я.
— Это ты, Патрик?
— Да, сэр.
— Что ты там комедию разыгрываешь, любезный?
Я не ответил, а только отдал трубку полицейскому. Я почувствовал, что Шлегель разошелся, потому что через открытую стеклянную дверь, которую полицейский даже не успел снова закрыть, были слышны раскаты голоса Шлегеля, который ругал полицейского последними словами. Лицо старого полицейского густо покраснело, в то время как сам он примирительно пытался оправдаться и остановить поток красноречия Шлегеля.
— Ваш шеф сказал вам пройти наверх, — сказал полицейский.
— Это сказал мой шеф. Ну а что теперь скажете вы?
— Мы проверим карточки. Видимо, кто-то вышел с карточкой в кармане и не отметил времени убытия. Это иногда бывает.
— Когда я буду отсюда уходить, опять возникнут недоразумения?
— Нет, сэр, — ответил полицейский. — В этом можете быть уверены. У вас никогда не будет недоразумений при выходе отсюда. — Он улыбнулся и пригладил усы. Я демонстративно отвернулся.
Здесь была не одна библиотека, а несколько, расположенных слоями, словно древняя Троя. В самом низу находились книги с кожаными корешками и обтрепанными обложками оригиналов, переданных в дар еще Трастом, потом ряды коробок с реестрами и подшивками публикаций военных лет, а затем — новым слоем — полное собрание Истории обеих мировых войн. Лишь на новых металлических стеллажах находились последние издания, причем многие из них хранились в виде микрофильмов, которые можно было просматривать только в тесных кабинках. Из этих кабинок постоянно доносились щелканье работающих диапроекторов и запах перегретых лампочек.
Я начал с документации по Северному флоту, но я бы все равно нашел его, если бы даже и пришлось перебрать всех контр-адмиралов, используя мой собственный метод поиска по алфавиту. Ничего нового в современных микрофильмах я не нашел, однако обнаружил несколько новых слайдов. Наконец я нашел то, что искал. Это был человек, который хотел быть мной.
Ремозива, Иван Михайлович (1924 —)
Контр-адмирал.
Командующий силами ПЛО, Северный флот, г. Мурманск.
Семья Ремозивы представляла собой яркий пример революционного рвения. Его отец был рабочим-металлистом из Орла, мать — крестьянкой из Харькова. Они переселились дальше на восток, когда германские войска оккупировали обширные территории большевистской России — после Брест-Литовского договора. Из их семьи, в которой было семеро детей, выжили только две дочери и трое сыновей. Зато кем они стали! Кроме одного контр-адмирала, Петр стал профессором зоологии, Евгений — социологом, Елизавета — политологом, а Екатерина — вторая дочь — стала помощницей у мадам Фурцевой — первой дамы, достигшей членства в Центральном Комитете. Фамилия Ремозивы была в Советах такой же известной, как у нас фамилия Ферди Фоксуэлла.
Составитель досье проделал большую работу — даже если большинство сведений содержалось и в центральной регистратуре, — он нашел информацию даже о том, что социолог имеет орден Александра Невского, что у зоолога ампутированы три пальца, и (что меня удивило) у контр-адмирала были больные почки, которые, по всей видимости, стоили ему карьеры в высшем эшелоне министерства обороны.
Я просмотрел лист, на котором перечислялся послужной список Ремозивы. Своей карьерой он во многом обязан адмиралу Риковеру из американских ВМС — за решение строить ядерные подводные лодки с ракетами «Поларис» на борту. Это и явилось трамплином для карьеры Ремозивы. Это была история о ядерной золушке, ставшей принцессой. Когда в 1954 году киль «Наутилуса» ушел под воду, Ремозива был старшим лейтенантом, тянувшим свою лямку в частях береговой обороны Северного флота без малейшей перспективы пробиться на повышение — хотя бы в штаб береговой артиллерии. Внезапно кто-то вспомнил его публикацию о противолодочной борьбе во время войны, сдул с нее пыль и вытянул на свет божий. Ремозива сразу же был повышен в должности. ПЛО Северного флота была важнее даже противолодочной обороны Балтийского флота, поскольку в это время американский флот забрался под лед Арктики. Ремозива становится старшим штабным офицером. Хрущев дал толчок развитию ядерного подводного флота, и в 1962 г. подводная лодка «Ленинский Комсомол» тоже уходит под лед на Северном Полюсе. Находясь поначалу на задворках военно-морских сил, ПЛО Северного флота постепенно становится элитой русских вооруженных сил. Поэтому нет ничего удивительного в том, что было трудно найти фотографию Ремозивы, где бы он не улыбался.
Я вернул материал и подобрал информационные данные, которые ждал от меня Шлегель. Я отметился на проходной у улыбающихся полицейских в стеклянной будке и понес документы в Центр. Оставив их у дежурного на вахте, я вышел на улицу Саддлерс Уок, чтобы спокойно выпить чашку кофе.
Фасад кафе был покрашен красными и черными полосами, и его название «Анархист» было написано посередине золотыми буквами. Это была еще одна разновидность заведений подобного рода: кофе и хилые побеги свежей рубленой капусты, которая умерла, не успев как следует отцвести. Или выжить. Из благих вегетарианских намерений получилась уродливая коммерческая пародия.