— Купил себе в подарок на Рождество, — ответил он. — Ты не одобряешь?
Машина стоила гораздо больше, чем мой отец мог заработать за десять лет самоотверженной службы на железной дороге. Впрочем, если бы Ферди купил даже маленький «форд», это тоже было бы не по карману моему отцу.
— Транжирь деньги, Ферди. Чего уж там. Будешь первым парнем на деревне, да еще с дорогой тачкой.
Он застенчиво улыбнулся, а я его понял. Я уже достаточно насмотрелся на своем веку, чтобы понять его гордость. Владельцы дорогих ресторанов, преуспевающие модные ювелиры или директора заводов, выпускающих спортивные машины ручной сборки, вряд ли могли гордиться такой покупкой, сидя на пляже где-нибудь на Бермудах. Это была мечта людей среднего достатка, предпочитающих питаться консервированным горошком, свежемороженной рыбой, пить газировку и желающих казаться богаче, чем на самом деле.
Ферди понюхал стряпню Макгрегора.
— Что это, черт возьми, за варево вы тут готовите? Макгрегор, старый шотландский черт, ну-ка признавайся!
— Тебе, толстяк, сегодня посчастливится отведать шотландский ливер в рубце, — ответил Макгрегор.
— Когда-нибудь и тебе удастся попробовать настоящий ливер в рубце, — парировал Ферди, — если тебя кто-нибудь побалует на старости лет.
— Тот рецепт, который ты имеешь в виду, — дерьмо и больше ничего. Чтобы и духу не было всей этой гадости в моем доме! — распалился Макгрегор.
— Тебе не мешало бы в две мерки солода добавлять стакан домашнего имбирного вина, — сказал Ферди.
— А лучше даже два, — уточнил я.
— Самое лучшее имбирное вино из тех, которые я пробовал, — сказал Ферди и улыбнулся мне.
Макгрегор пропустил мимо ушей идею добавлять что-либо в его драгоценный солод, но он почувствовал беспокойство после такого комплимента его имбирному вину. Он неохотно наполнил бокалы еще раз, словно ожидая, что вино нам уже успеет разонравиться и наливать больше не придется.
— А полковник-то приедет?
— Приедет новый полковник. Вот так, дружище Макгрегор.
Это уже было официальное объявление, что мы работаем на одного и того же начальника. А Макгрегор даже и не подозревал об этом, хотя ему могли сообщить, когда меня привезли сюда.
Ветер стал дуть в другую сторону. Он уже не задувал дым во двор, но в радиоприемнике начались слабые помехи. Они возникали на тех волнах, на которых прослушивалось радио Би-би-си.
— Мне нужно приготовить бензопилу наутро, — дипломатично заявил Макгрегор, догадавшись, что содержание документов в «дипломате» Ферди касалось только меня.
Ферди всегда был энергичным и прилежным, как школьный отличник, что меня постоянно удивляло. Он привез с собой все инструкции, коды, таблицы радиообмена с датами вхождения в радиосвязь. Как бы он сам ни жаловался, как бы к нему ни относились другие, Ферди считал себя олицетворением надежности и старался сохранить о себе собственное мнение.
Он быстро листал бумаги.
— Я подозреваю, что Шлегель специально запрятал тебя сюда: он не хочет, чтобы мы переговорили. — Он сказал это словно между делом, уделяя излишнее внимание написанному в бумагах.
Это было что-то вроде девичьей обиды, если можно так сказать о Ферди, не портя о нем вашего представления.
— Нет, — ответил я.
— Он меня ненавидит, — возразил Ферди.
— Ты постоянно говоришь об этом.
— Я постоянно говорю об этом, потому что так оно и есть.
— Хорошее доказательство, — усмехнулся я.
— Я имел в виду, ты сам видишь, что это так. Ведь правда?
Он, видимо, сказал это из желания поспорить.
— Черт возьми, Ферди! Да откуда я знаю?
— И тебе наплевать.
— И мне наплевать, Ферди. Совершенно верно.
— Я с самого начала был против американцев, которые хотят подчинить себе Центр. — Он помолчал. Я не ответил. Тогда он продолжал: — А ты — нет, насколько я понимаю.
— Я просто не уверен, будет ли Центр и дальше работать, если американцы не вдохнут в него жизнь.
— А что, разве ты не видишь, что происходит? Когда мы в последний раз готовили исторический анализ?
— Ты сам знаешь, Ферди. Мы с тобой участвовали в конвое РК-17. Это было в сентябре. До этого мы разрабатывали военные игры по обеспечению горючим в ходе этой «битвы за Англию». Ты еще их описывал в журнале. Я думал, тебе нравилось, чем мы занимались.
— Этим — да, — ответил Ферди, не в силах скрыть раздражение. — Да, мне нравились те исторические игры, которые проводят из месяца в месяц, задействуя весь персонал, компьютерное время и все остальное. А не та дребедень, которую на нас навалили. И мне совершенно не нравится то, что мы строчим примечания и записки к такому старью, которое словно из гробниц выкопали.
— Ну, ты же знаешь: кто платит…
— Тот заказывает музыку. Но у меня эта музыка уже в печенках сидит. Именно поэтому я первый решил Толиверу открыть на все глаза.
— На что именно?
— Ну, когда они начали разрабатывать подводные лодки наблюдения…
— Так ты имеешь в виду… — я запнулся, обдумывая сказанное Ферди. — Ты имеешь в виду, что передавал Толиверу обратно все секретные материалы?
— Он ведь крупная фигура в разведке.
— Боже мой, Ферди! Даже если бы он был самой крупной шишкой, он-то какое отношение имеет к этому?
Ферди прикусил нижнюю губу.
— Я просто хотел быть в полной уверенности, что наши люди об этом тоже знают.
— Они знают, Ферди. У нас персонал собран изо всех служб и родов войск. Так что они-то знают. Но какая польза от того, что ты все передавал Толиверу?
— Ты считаешь, что я поступил неправильно?
— Неужели ты настолько глуп, Ферди?
— Чтобы подвести Шлегеля? — зло спросил Ферди. Он зачесал назад упавшие на лоб волосы. — Ты это имеешь в виду?
— А как они… — я запнулся.
— Что? Ну? — спросил Ферди.
— Хорошо. Почему ты так уверен, что Толивер не работает на русских? Или на американцев? Откуда ты знаешь? Ну-ка, подумай хорошенько.
Ферди мертвенно побледнел. Он несколько раз механически пригладил рукой волосы.
— Ты в это сам не веришь, — сказал он.
— Я спрашиваю тебя, — настаивал я.
— Тебе никогда не нравился Толивер. Я знаю — никогда.
— И поэтому он удостоился получения от тебя ежемесячного анализа?
Ферди вскипел от ярости. Он нервно раздернул занавески, чтобы в комнате было больше света, схватил мою книжку Агаты Кристи и прочитал пару строк.
— Ты что, это читаешь? — спросил он. Я кивнул. Он поставил книжку обратно на каминную полку, за разбитым кувшином, в котором Макгрегор хранил неоплаченные счета.
— Жаль, что я с тобой не говорил об этом раньше, Патрик, — сказал Ферди. — Я хотел. Сколько раз я собирался поговорить с тобой. — Голубой кувшин благополучно стоял на каминной полке, но Ферди отодвинул его вплотную к зеркалу, словно кувшин сам мог спрыгнуть в огонь и разбиться на тысячи кусочков, только чтобы досадить и напугать Ферди. Он улыбнулся мне: — Ты же знаешь, Патрик. Мне всегда очень трудно и неудобно, когда приходится оправдываться и объясняться перед публикой.
— Ну что же, спасибо, Ферди, — ответил я, не особенно стараясь скрыть свое раздражение.
— Не обижайся.
— Да я и не обижаюсь. Но если ты считаешь, что это всего лишь объяснения перед публикой…
— Да я не имел в виду именно публичные объяснения.
— Ну хорошо.
— Как ты думаешь, старый Макгрегор даст нам чаю?
— Не надо уходить от темы. Сейчас сюда приедет Шлегель.
— Да уж он-то гонит сюда, как только может. Он в лепешку расшибется, лишь бы мы вместе не стали работать против него.
— Да, или каждый из нас по отдельности.
— Не будь одиозным, Патрик! Я не могу тебе помочь. Я думаю, эти люди постараются добраться и до нас, ты же знаешь.
— На что ты намекаешь?
— Ну, например, это правда, что ты этого человека видел раньше? — Он достал из своего «дипломата» с документами большой конверт, оттуда вытащил фотографию. Затем он передал ее мне.
— Ты его раньше видел?