Стрелка скорости хода показывала восемь узлов, стрелка указателя глубины добралась до семидесяти метров. Единственным шумом, который был слышен, был глухой рокот механизмов и прерывистый писк гидролокатора. Подлодка медленно двигалась вперед. Стрелка гидролокатора пошла еще ниже. Толщина ледового покрытия все возрастала: двадцать пять метров, потом тридцать метров льда над нами. Тридцать пять! Стрелка продолжала ползти дальше. Тридцать шесть! Тридцать семь метров!
— О господи! Попробуем еще ниже.
— Экстремальные перегрузки! — Личный состав был в готовности к любому приказу. Двое матросов увернули звук у приборов, и писк стал тише.
— Погружаемся до 83 метров.
Мир вокруг нас сужался. Стрелка гидрометра продолжала ползти дальше и добралась уже до отметки «47». Если бы мы остались на первоначальной глубине, то лед пробил бы уже обшивку и воткнулся на полтора метра в корпус над нами.
— Выполнено, — доложил старпом.
Капитан почесал нос и повернулся к Шлегелю:
— Под этим проклятым льдом даже черт ногу сломит.
Вычислить толщину льда было нетрудно, однако океан в этом месте был мелким, а нам ведь еще предстояло развернуться и двигаться вдоль русского побережья по направлению к Белому морю. А там ледовое покрытие вообще может срастаться с дном. Это было самое опасное место.
— Эта польская подлодка ушла? — спросил Шлегель.
— Наш гидролокатор показывает, что она опять идет параллельным с нами курсом.
— Она села нам на хвост, — предположил Шлегель и взглянул на Ферди.
— Нет, — ответил капитан, — она скорей всего нас не видит. Вполне вероятно, что она попала в такую же передрягу со льдом, что и мы. У нее дрянной гидролокатор. Она нас сможет засечь только тогда, когда доберется до берега эскимосов.
— Она знает, что мы здесь?
— Она знает, что мы где-то здесь. Ее антирадар может слышать, что наш гидролокатор засек ее. Но на свой гидролокатор они нас засечь пока не могут.
— Однако у нее хорошая скорость, — заметил Шлегель.
— У них просто карты для этого района получше наших. Ни они, ни мы не можем точно знать толщину льда, но они промеряют глубину лотом — это помогает.
— Да черт с ней, этой подлодкой, — сказал Шлегель.
— У нас и без нее дел по самые уши, — согласился капитан.
— Так всегда было в нашем мире, — вставил свое слово Ферди. — Никто не обращает внимания на малых врагов, боясь только больших противников. Это доказано мировой историей. — Ферди был одет в черный шелковый халат, малиновый платочек был заколот золотой булавкой. Капитан уставился на него, словно только сейчас увидел его наряд. Потом кивнул:
— Наверное.
— Обмеление продолжается, сэр.
Огромные слои ила выравнивали поверхность дна моря, но под слоем ила дно было настолько твердым, что могло выдержать тяжесть подводной лодки. Под нами осталось всего лишь двадцать семь метров воды, а над нами образовывался новый ледяной хребет, как показывали приборы.
Снова затрепетало нервное перо самописца.
— Опускаемся еще на семнадцать метров, — приказал капитан.
Мы погрузились еще ниже. Кривая самописца немного отклонилась от черты, обозначающей нижнюю кромку ледяного покрытия. Я услышал, как Ферди перевел дух. Подводная лодка выровнялась, и самописец плавно нарисовал красивую кривую.
— Здесь нам придется туго, — произнес капитан. — Лево держать, курс на северо-восток.
— Впереди лагуна, — сообщил оператор гидролокатора.
— На каком расстоянии от нас?
— Около двух километров или немного дальше.
— Опять влипли.
Над нами начинался большой ледяной хребет — киль огромной плавучей льдины. На приборе было видно, что она была частью изломанного ледяного хребта, сжатого так сильно, что вся плавучая льдина сильно накренилась. Самописец начертил на тонкой бумаге бешеную амплитуду, похожую на дикобраза.
— Опускаемся еще на десять метров. Черт бы побрал этот паковый лед! — Капитан начал стирать с воротника рубашки капли холодной воды. Она стала просачиваться из перископа, после того как вода за бортом стала холоднее. Поначалу капающая вода забавляла, но теперь при мысли о водной стихии по ту сторону стального корпуса было уже не до смеха.
— Так держать, — приказал капитан.
Теперь под нами начался водоворот встревоженного ила. Эхолот задрожал, пытаясь зарегистрировать глубину сквозь мягкий ил, взбаламученный нашим передвижением.
— Полный назад! Так держать.
Пол наклонился, когда гребные винты остановились, а потом начали медленно вращаться в другую сторону. На некоторое время подводная лодка стала неустойчивой, словно заскользила на бегущей волне. Но затем гребные винты погасили скорость, и движение вперед прекратилось. Подлодка содрогнулась от громкого грохота.
— Стоп, машина!
Самописец начертил еще целую серию колебаний над темной горизонтальной линией, соответствующей нашему положению. Капитан вдруг прикрыл ладонями лицо, словно его ударили. Но я знал, что он просто прислушивается, как лед царапает обшивку. Звук был такой, словно кто-то когтями царапает металл. Теперь корабль полностью остановился.
— Ложимся на дно, — приказал капитан.
Корабль накренился и тяжело ухнул. Цистерна погружения издала глухой стон, и подводная лодка стала ложиться на дно океана. Я потерял равновесие, когда пол накренился больше чем на десять градусов.
Все уцепились за переборки, трубопроводы или фитинги. Капитан взял микрофон ГГС:
— Внимание всему экипажу! Говорит капитан. Мы легли на дно. Пока я буду изучать обстановку по гидролокатору, соблюдать полную тишину. Повторяю: соблюдать полную тишину! — Капитан поставил микрофон на место и поманил Шлегеля и меня к пульту управления. Он сел и вытер свой лоб одноразовым платком.
— Я думаю, полковник, нам нужно поискать другой путь.
— Где?
— Нужно идти на юг, пока не найдем окончания плотного льда.
— Я не очень-то разбираюсь в плотных льдах, капитан, но сомневаюсь, что мы найдем лучший путь. Насколько я знаю, этот лед образуется у самого побережья.
— Или пока мы не найдем один из морских проходов, которые образуют ледоколы, очищая судоходные пути к Мурманску.
— Делать нечего, — произнес Шлегель. — Это может угробить все мое дело. Мне нужна телескопическая антенна и радиосвязь в течение ближайших шестидесяти минут.
— Это невозможно, — хладнокровно ответил капитан. Он вытер лоб свежим платком и, старательно прицелившись, бросил его в корзину, демонстрируя этим полное самообладание и спокойствие олимпийского чемпиона.
— Впереди вас в двух километрах находится лагуна. Давайте протащим вашу посудину по этому илу и тине и как раз к 12 часам выберемся отсюда. Понятно?
— Я все отлично понял, — ответил капитан. — Но так не пойдет. Если ваше дело не выгорит, то этому виной непредвиденные обстоятельства. Если же я угроблю свой корабль, то никто не назовет это непредвиденными обстоятельствами.
— Решение принимаю я, — вкрадчиво произнес Шлегель. Он оглянулся через плечо, но мы уже давно перестали обращать внимание на присутствующих. — Об этом же говорится в приказе, который находится в опечатанном конверте. У вас есть такой же в вашем сейфе за тремя замками. Можете ознакомиться. — Он протянул капитану официальный пакет. Внутри был гербовый лист бумаги с надписью на нем «Директор управления по ведению подводной войны» и пентагоновский печатный бланк со множеством подписей.
— Для большей убедительности, — предупредил Шлегель, — позволю себе заметить, что у вас в сейфе находится соответствующая директива Объединенного комитета начальников штабов.
— Здесь нет никого, кто бы позволил мне рисковать моим кораблем, — отрезал капитан. Он оглянулся на меня. Я был единственным, кто бы мог услышать их перепалку.
— Послушайте, капитан, — сказал Шлегель таким тоном, который мог вывести из любого олимпийского спокойствия. — Вы разговариваете не с каким-нибудь зеленым салагой! Я ходил на всяких там посудинах, когда вы только еще на детских машинках катались. Если я говорю, что корабль должен пройти, то это значит, что я в ваших советах не нуждаюсь!