- А-а-а-а-а!
Обернувшись к ней, я увидел ее искаженное лицо.
- Что? Что ты! - схватил я ее за руку.
- Он!
- Кто он?
- Тот, который купил меня!
- Этот? Не может быть!
- Он! Он! Конечно, он! Ведь это я его бритвой полоснула. Ведь я думала, что убила его.
- Так, значит, это ты его? - сказал командир.- Однако ты молодец! А посмотрите, как они все на него смотрят.
И тут я увидел, что все басмачи приподнялись и внимательно смотрят в нашу сторону. В этих взглядах было и горе, и откровенное злорадство, и удивление, и простое любопытство.
Потом подошел Димка. Лицо его в неверном утреннем освещении выглядело каким-то серым и измученным.
- Устал, Димка? - спросил я.
- Да нет, то есть… конечно, устал, но знаете, шеф, я готов еще сутки, еще двое не спать - и ничего, потому что я как-то успокоился. Ведь, по правде сказать, эти субъекты,- он кивнул головой на басмачей,- всем страшно мешали. Правда? Работать мешали, да и жить мешали, мы хоть и хорохорились друг перед другом, а ведь боялись! Они всем мешали, вот этому землеробу,- он кивнул головой на начальника комотряда,- мешали землю пахать, бате мешали сесть спокойно и подумать, а подумавши, остричь свои патлы, снять свою юбку и заняться делом. Да и сами себе они мешали, ведь большинство из них совершенно никакого настроения не имели магазины жечь и людей резать. А ведь жгли и стреляли в кого попало. Нет, правда, начальник, разве я не верно говорю? - сказал Дима командиру отряда.- Я устал, но на душе как-то ужасно легко. Правда? А? Вот разве тебе, начальник, не надоел этот длинный ножик, которым рубят людей? Или твоей бабе не надоел этот чертов пулемет? Ну, скажи?
И командир молча улыбнулся. Он, видимо, в эту минуту думал о чем-то далеком. Он даже не поправил Димку, как всегда: «Не баба, а женщина». Он молча внимательно и пристально смотрел на Меченого.
- Завалить камнями,- наконец приказал он.
Два дня мы гнали басмачей вниз с гор, и, когда подошли близко к равнине, на помощь комотряду прибыла свежая группа. Я пришел к командиру и сказал, что нам нужно работать, нужно опять идти в горы, пока не наступила осень.
Мы простились с комотрядовцами, пожали друг другу руки, и они пошли вниз, гоня свое нечистое стадо, а мы отдохнули, подтянули подпруги и двинулись опять назад, туда, в горы.
И ОПЯТЬ!
Били, рвали землю подковы! По крутым склонам сыпался щебень с тропы. Хрустел песок, скрипели камни, взлетала дорожная пыль под копытами коней.
- Привет, привет тебе, божественный Тянь-Шань!
Цветущие склоны, могучие ледяные вершины. Леса
и пастбища, скалы и бурные реки.
Опять кипит мирная жизнь на твоих склонах, в твоих красивых долинах опять пасутся стада овец и коз, лошадей и мохнатых кутасов.
И владыка этой прекрасной страны, вольный киргиз, принялся за свой мирный труд.
Били, рвали землю подковы!
Вверх, вверх опять шел наш караван.
- Кайда барасен? - спрашивал старый киргиз, сидя около своей юрты при дороге.
- Далеко, наверх, на джайлау,- отвечали мы.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Летят птицы, летят маленькие птички. Они летят низко над землей множеством стаек. Они летят вниз по долине, туда, на юго-запад, и вся долина наполнена их непрерывным порханием.
Летят птицы. Они то дружно поднимаются в воздух, то припадают к земле, и все кругом наполнено этим непрерывным легким порханием.
Мы сидим на склоне хребта, под нами - долина, перед нами - ясный синий, но холодный Зор-куль - удивительное высокогорное озеро, красивое, но суровое и холодное. За ним- дикие резкие пики гор Гиндукуша. Они доходят чуть не до самого неба, разрезая далекую синеву зубчатой пилой своего гребня. Под ними - ледники и широкие поля фирнов.
За Зор-кулем чужая земля - холодная, угрюмая горная часть Афганистана.
Небо ярко, солнце светит, но здесь, в высокогорье, на высоте 4300 метров, ветер холоден, и стоит набежать облачку, как может пойти снег. Стоит сентябрь на самой грани с октябрем. Пролет птиц говорит, что мы находимся на самом краю теплой осени, готовой резко и внезапно перейти в зиму.
Летят птицы…
Валя смотрит на птиц и говорит, что идет осенний перелет. Но в это как-то не верится. Во-первых, тепло, не похоже, что уже осень. Потом, почему эти птицы летят, не сбившись в большую стаю высоко над горами? Мы привыкли, что перелет - это большое событие, когда десятки и сотни тысяч пернатых, накопив в течение лета силы, бросаются в опасный путь.