Вот оно что, оказывается!
Женечка рассчитал точно: выдать я его не мог. Товарищ доверил тебе тайну. Значит, он на тебя рассчитывает. Конечно, я не разболтаю: узнай о Женечкиных планах ребята, ему несдобровать.
Ехали шесть дней. Летели на самолете. Потом шестьсот километров вверх по реке на барже и еще сутки на гусеничном вездеходе.
На берегу Серебрянки десяток потемневших от времени и непогоды крестьянских изб. У околицы зеленая армейская палатка. На колу дощечка — «Дирекция». В палатке арифмометры, пишущая машинка, тяжелый коричневый сейф. Как приволокли сюда такую махину? Не иначе — вертолетом. Над столом (ящик из-под печенья, покрытый листом ватмана) — великан. Он черен, горячие южные глаза, усики. Увидев нас, вскакивает так стремительно, что стол-ящик летит в угол.
— Дарагие! Наканец!
Перед нами директор Джоев. Из Осетии.
— Проходите, садитесь. Зачем на пол, сыро на пол, мокро на пол. На картон садитесь, пожалуйста, отдыхайте.
Разбираем коричневые картонные папки-скоросшиватели. Усаживаемся на толстые пачки, рассматриваем вместительную палатку, гиганта директора. Он смеется:
— Знаете, на чем сидите? На своих личных делах сидите!
Нам нравится директор. И вообще нам нравится все, хотя пока и нет ничего. Спохватившись, директор вскакивает: нас нужно покормить. Кухня находится вон в той избе. Сейчас будет дана команда…
Бригадир Афанасий ведет нас к рабочим местам. По лежневой дороге бредем сквозь тайгу. Впереди поляна, у хвойника светлеют озера. Афанасий пересекает поросший буйной травой луг и останавливается.
— Здесь?!!
— Тут, однако…
Сочная трава доходит бригадиру до пояса. Вытираем мокрые лица, гоняем оводов.
— Ничо. Пауты по осени сгинут, — утешает бригадир, снимая с плеча заступ. — Начнем, однако.
Последние дни лета. Воздух стал голубым и прозрачным. Небо бледное, розовеющее на зорях. По лесу летают серебристые нити паутины. На них крохотные паучки-путешественники. Утром возле стола, за которым завтракает наша бригада, снуют симпатичные бурундучки. Поначалу полосатые зверьки шарахались от людей, но теперь поняли, что мы народ безвредный, и вертятся совсем рядом.
Тайга щедро одаряет нас: ягоды и грибы не переводятся.
За месяц мы обжились. Разбили палатки. В деревушке мы собрали финские домики — зимой не замерзнем. Прибывший своим ходом ковшовый экскаватор отрывал неглубокие пруды для мальков. Дел хватало.
Нас разбросали по бригадам. Большинство попало в первую — все вроде меня рядовые, необученные. Нас обучают в спешном порядке и используют то на сборке домов, то на рытье котлованов, то еще где-нибудь. Во вторую бригаду наши не попали, она состоит из местных, а в третью — только двое: Пшеничный и Колчин. Третья бригада привилегированная — там подобрались ребята, имеющие специальность. Колчин, например, сварщик. Потомственный. Отец у него знаменитый, награжден орденами. В школе Колчина я не замечал, учился он неплохо, но вел себя ровно и держался в тени.
Здесь Колчин помогал мне на первых порах, когда нас обучали. Колчин часто сам брал электрод, надевал щиток и подправлял мою работу. Стекло в моем щитке было тусклое, видно сквозь него плохо, и я решил проверять сделанное без щитка. Проведу электродом, выгляну из-за щитка. Работа ладилась, но вечером заболели глаза, потекли слезы, белки сделались красными, как у кролика, виски заломило. Колчин долго ругался.
— Из-за щитка выглядывал? Может, тебе щиток не нужен, может, зря его дают электросварщику? Внеси рацпредложение — убрать щитки как ненужные. Нет, Смирный, без щитков много не наваришь. Не нарушай технику безопасности, не то без глаз останешься. А голова пройдет, и в глазах боль утихнет. Со мной тоже такое бывало; когда к отцу ходил — знаешь, сколько раз «зайчиков» ловил, тоже так, как ты, думал…
А за какие заслуги стал третьебригадником Пшеничный? Ведь если он что и умеет, так это красиво говорить. Когда я поделился своими сомнениями с товарищами, Алик пожал плечами, Генка рассмеялся, а Лева односложно заметил: