— Это что, запрещено?
— Нет. Но два дня подряд?! Тебе самому не надоело?
— Я хочу, чтобы мое оружие было готово к бою, — со злостью ответил Ринслер. — Тебя что-то не устраивает?
— Еще немного и твое оружие будет готово к выставке. Ты можешь сказать, что происходит?
Лекс с усталым вздохом опустился на кровать рядом со своим другом. Вперил в того внимательный взгляд.
— Ничего не происходит, — привычно огрызнулся Ринслер.
— Это из-за той девчонки?
— Нет.
— Серьезно? После визита к ней ты сам не свой.
— Я. Просто. Хочу. Быть готовым к Бою. Ясно?!
Лекс легкомысленно пожал плечами.
— Ладно, как скажешь. Я сам спрошу у нее.
— Чего?! — опешил Ринслер, вмиг забыв о своем оружии.
— Руку даю на отсечение, это из-за нее. Но раз ты молчишь, я спрошу у нее. Ну, не так, как ты, конечно. Ты же знаешь, я не люблю долгих прелюдий.
— Запугиваешь? — усмехнулся Ринслер, покачав головой. — Мне все равно.
— Это хорошо. Меньше проблем.
Лекс поднялся на ноги, посмотрел на своего хмурого и молчаливого друга, вздохнул и отправился исполнять обещанное. В конце концов, с Эвой он уже был знаком и правду узнать будет легко. Вот только услышать ее от Ринслера было бы предпочтительнее.
Лекс довольно быстро дошел до коридора „лапочек“, в какой-то момент заметив преследующую его тень. И не ошибся. Стоило мужчине коснуться ручки заветной двери, как прямо перед ним материализовался Ринслер и хмуро сказал:
— Пошли.
Лекс в ответ лишь усмехнулся и направился вслед за своим другом в темный тоннель. Но вопреки ожиданиям мужчины они не остановились, а прошли в следующий тоннель, а за ним свернули в еще один. Похоже, Ринслер шел как можно дальше от любой возможности подслушать. Лекс терпеливо шагал следом.
— Что она сделала? — спросил он, как только они остановились.
Ринслер прислонился к каменной стене, провел пятерней по волосам.
— Не она, а я.
— Ты ее убил? — опешил Лекс. По-другому объяснить такое состояние он не мог.
Ринслер с горечью усмехнулся.
— Лучше бы я ее убил.
Лекс прищурился, наблюдая за своим другом, и вдруг до него дошло.
— А-а… так ты ее… ну и ладно, подумаешь.
— Ты идиот, да? — раздраженно взмахнул руками Ринслер.
— Нет, — не обиделся Лекс. — Неужели тебя совесть гложет?
— Да причем тут совесть!
Лекс вдруг вспомнил о чокнутой теории своего друга на счет девушек, и устало вздохнул.
— Слушай, все девушки, что сюда попадают, становятся „лапочками“. Тут не может быть невинных особ. Смирись уже с этим.
— Чего? — Ринслер удивленно уставился на своего друга.
— Ну, эта твоя теория о девушках, пирогах…
— Тебе что, приятно доедать надкусанную сливу? — оскорбился за свои убеждения Ринслер и тут же добавил: — Но дело даже не в этом.
— Не в этом? — удивился Лекс. — Это уже интересно. Что же ты такого с ней сделал?
— Лучше спроси, чего я не сделал.
— И чего ты не сделал?
Ринслер почесал затылок.
— Это… это случайно получилось.
— Ты все-таки ее убил, — заключил Лекс.
— Нет, я ее… изнасиловал.
— Случайно изнасиловал?
— Нет, специально.
— Ну и? Тут с каждой „лапочкой“ так обращаются.
Ринслер вздохнул, не зная, как объяснить своему другу то, что произошло.
— Думаешь, она будет мстить? — пытался докопаться до правды Лекс, вообще ничего не понимая.
— Нет, это вряд ли.
— Тогда что тебя не устраивает? Опять твои пироги?!
— Ты достал уже. Нет. Ей должно было быть больно, понятно? А она…
Мужчина фразу не закончил, но Лекс и без этого все прекрасно понял.
— Ей понравилось?!
— Если ты сейчас заржешь, я выбью тебе челюсть, — хмуро предупредил Ринслер.
— Я не смеюсь, — примирительно поднял руки Лекс, и на несколько секунд в тоннеле повила тишина, нарушаемая лишь двумя порывами кашля.
— Только попробуй!
— Да не смеюсь я, не смеюсь! Просто в горло что-то попало.
Дальше Лекс согнулся в еще одном неконтролируемом порыве кашля, сопровождаемом красноречивым пофыркиванием.
— Ты закончил? — сухо спросил Ринслер, когда его друг „накашлялся“.
— Я не смеялся, — заверил его Лекс.
— Ага, я так и понял. Ну что, доволен?
— Да… неловкая ситуация. Может, поговоришь с этой девчонкой?
— О чем?!
— Ну… скажи, что так и было задумано.
— Знаешь, ты худший в мире советчик.
— Ну, раз такой вариант тебя не устраивает, есть только один способ, — печально вздохнул Лекс.
— Убить ее? — с надеждой предположил Ринслер.
— Нет, просто притворись мертвым!
— Чего?!
Лекс со смехом подошел к своему другу и, по-дружески положив ему на плечи руку, потянул к выходу.
— Ну, представь, подходит она к тебе, а ты такой: „прости, я умер“, — и мужчина очень красочно закатил глаза, схватился за горло и высунул язык, издавая дотошные звуки восставшего из могилы мертвяка.
— Теперь я понимаю, почему у тебя за Песчаной Завесой не было девушки, — вздохнул Ринслер, понаблюдав за эпичной картиной „я сошел с ума, прирежьте, чтоб не мучился“, — в тебя может влюбиться только полная идиотка.
В этот раз Бои прошли довольно скучно. Для Песчаников, конечно. Новеньких давно не было, а оставшиеся противники были слишком сильны, чтобы сдаваться. Естественно, терять таких воинов никто не хотел, поэтому Хозяин останавливал бой ровно в тот момент, когда человек находился на последнем издыхании, словно четко ощущал грань дозволенных ударов.
После этих кровавых зрелищ, Лекс с Ринслером завалились в барак в конец измотанными. Мужчины, не сговариваясь, сразу же улеглись на свои койки, мечтая только об одном: уснуть. Уснуть и больше никогда не вспоминать об этой бойне. С этой мыслью Ринслер засыпал каждый раз, теша свое сознание припрятанной бутылочкой виски, удачно украденной из кабинета их начальника — главного среди воинов-людей.
Без алкоголя в этом аду не выжить.
Психика просто не выдержит.
Мужчина давно привык заставлять себя спать. За Песчаной Завесой у Перводружинников была тяжелая служба, что бы там кто ни говорил. В какой-то момент Ринслер понял, что научился спать на ходу. Вернее, на бегу. Это выработалось как-то само собой и сейчас очень играло на руку, чтобы засыпать без лишних, разъедающих мозг мыслей.
Проснулся мужчина от странных вздохов где-то совсем рядом. Ринслер всегда спал очень чутко и просыпался быстро, сразу заставляя себя думать в полную силу и быстро оценивать ситуацию. На этот раз ситуация вышла катастрофически ужасная. Стоило мужчине ее оценить, как захотелось лечь обратно и последовать глупому совету Лекса — притвориться мертвым.
„Странные вздохи“ исходили от ошарашенных воинов, наблюдавших за продвигающейся вдоль рядов двухъярусных кроватей „лапочкой“. Такое было запрещено, ни одна из них не могла зайти в барак. Оставалось только гадать, что такого она могла сказать Песчаникам на входе, чтобы ее впустили.
Ринслер успел даже вспомнить какую-то глупую молитву Берегиням, попросив их, чтобы „лапочка“ обошла его койку стороной, и пообещал взамен не прелюбодействовать и не пить. Подумал немного и взял свои слова обратно, вместо этого пообещав только не прелюбодействовать. Но в который раз убедился, что все Старейшины, не кто иные, как старые прокуренные шарлатаны, прислуживающие своей больной фантазии, а не Берегиням. Потому что не было на свете никаких Берегинь.
Эва остановилась прямо напротив койки Ринслера. Мужчина честно уже хотел и впрямь притвориться мертвым, но в последний момент передумал, вместо этого посмотрев на девушку испепеляющим взглядом.
— Чего тебе? — недружелюбно спросил он.
Находясь на верхней полке, Ринслер ощущал себя буквально царем, к которому явилась его подданная.
— Вернуть кое-что хочу, — не обращая внимания на десятки пар глаз, уставившихся на не нее в немом изумлении, нагло сказала „лапочка“.