— Пусти!
— Тебе не нравится такой расклад вещей? Может, ты предпочитаешь девочек?
— Гад. Какой ты все-таки гад!
— Приму за комплимент, мелкая мегера.
— Мегера тут рядышком спит, ты ошибся кроватью!
Эва дернулась, но после оглушительного скрипа измученной мебели поняла, что вырваться, конечно, можно, но лучше этого не делать… во всяком случае, не под такое музыкальное сопровождение.
— У тебя кто-то был там, да? За Песчаной Завесой, — вдруг неожиданно даже для самой себя выдавала девушка.
— С чего ты взяла? — опешил Ринслер, ожидая нового всплеска желчной тирады.
Но он ошибся. Эве почему-то резко расхотелось собачиться.
— Ты хранишь ей верность? — тихо спросила девушка.
— Что?
— Той девушке, из-за которой ты сюда не приходишь.
— А, вот оно что, — поджал губы Ринслер, тяжело вздохнул и скатился с девчонки.
Вновь устроился рядом, заложив руки за голову, и сказал довольно емкое:
— Нет.
— Что — нет? Не хранишь верность?
— Не было девушки.
Эва удивленно посмотрела на мужчину.
— Правда? Тогда почему?
— Спи.
— Теперь-то я точно не усну. Скажи, почему!
— Пожалуйста, усни, — взмолился Ринслер.
— Ни за что, — отрезала Эва и заговорщицки добавила: — Пока не скажешь.
— Что, ближайшие десять лет спать не будешь? — усмехнулся мужчина.
— Ого, да ты оптимист в душе. Десять лет — большая цифра для этих мест.
— Ладно, ты — пессимистка, проживешь девять лет и одиннадцать месяцев.
— Ой, юморист, — скривила губы девушка и вдруг удивленно ахнула от озарившей ее догадки. — Постой-ка, а может, одна из здешних „лапочек“ — твоя пассия?
— Ага, жена.
— Серьезно?
— Нет.
Эва даже приподнялась на локтях и с любопытством посмотрела на темную фигуру мужчины.
— Моя догадка на счет мальчиков была не просто догадкой, да?
— Твоя женская логика меня просто убивает. Если бы мне нравились мальчики, зачем бы я тогда отымел тебя?
— Козел, — тут же огрызнулась Эва. После этих слов воспоминания услужливо подкинули картинки недавних событий, и девушку бросило в жар.
— Что естественно, то небезобразно? И насколько я помню, тебе вообще грех жаловаться.
— Мне не понравилось.
— Н-да? — Ринслер усмехнулся и в одночасье навис прямо над девушкой. — А я помню совершенно другое.
— Удивительно уже то, что ты вообще что-то помнишь!
Мужчина действительно очень хорошо видел в темноте. За эти месяцы привык уже. Он прекрасно видел, как девушка поджала пухлые губы, видел, как чуть прикрыла глаза. Ринслер склонился еще ближе и с усмешкой наблюдал, как против воли девчонка тянется к нему навстречу и всеми силами пытается этого не показать. Но губы больше не напоминали одну полоску, вместо этого они чуть приоткрылись, словно призывая мужчину…
Ринслер медленно втянул воздух и сказал:
— Я редко прихожу сюда, потому что не люблю шлюх. Они вызывают во мне рвотный рефлекс. Я ненавижу доедать за кем-то. Самый просто пример — это пирог. Намного приятнее заплатить вдвойне, но получить его на заказ. И это будет только твой пирог, и никто не посмеет взять хоть кусок с твоего стола.
Эва удивленно уставилась на темную тень, нависшую над ней, словно стена.
— Удивлена? — поднял бровь мужчина.
Девушка сглотнула, не понимая, почему вдруг пересохло горло.
— Не думала, что ты такой собственник.
— Я не собственник.
— Нет, собственник. Твои вещи, только твои, правильно?
— Ты что, воровка-психолог? — раздраженно поинтересовался мужчина.
— Нет, прежде всего я — женщина. И я прекрасно знаю, что тебе нужно.
— Только давай без нравоучений, что все мужики — сволочи, ладно?
— Я и не собиралась, — выдохнула Эва.
Мужчина наблюл за девушкой с несвойственным ему вниманием, не упуская из виду ни единой детали: он смотрел, как двигаются ее плечи, как вздымается грудь, как поворачивается ее запястье и как разметались по подушке довольно короткие темные волосы.
— Я считаю… — меж тем продолжила девушка, подаваясь вперед. Провела рукой по широкой мужской груди, дошла до шеи и приподнялась еще больше, оказываясь совсем близко к его лицу, — что о чувствах… стонут… ночью.
И прижалась к его губам.
В это момент между ними словно рухнул какой-то барьер. Ринслер резко притянул девушку к себе, одной рукой придерживая ее за талию, другой проводя дорожку вдоль бедра. Платье было сделано совсем из легкой ткани, сквозь него прекрасно ощущалась теплая женская кожа. Ринслер опрокинул Эву на постель, краем уха услышал жалобный скрип кровати, но тут же о нем забыл. Лег рядом с девушкой, чуть навалившись на нее, но не придавливая своим весом — из такого положения было очень удобно вести рукой вдоль ее тела. От тонкой шеи, до притягательной груди, а затем ниже, по животу, затем бедру. Мужчина уже хотел задрать ей платье, но вдруг вцепился пальцами в простыню, которой была укрыта постель, а потом… оторвался от женских полураскрытых губ.
— Нет. Хватит.
— Что? — Эва растеряно открыла глаза.
Ринслер едва сдерживался, чтобы не плюнуть на причину, по которой он остановился — такая беспросветная страсть была в этих зеленых глазах.
— Я не хочу… тебя.
Эва непонимающе уставилась на мужчину.
— А я свои боком чувствую, что как раз наоборот.
Ринслер не ответил, понимая, что отнекиваться бессмысленно.
— Что происходит? — почти оскорблено спросила девушка. — Это из-за того, что я не „торт на заказ“?
— Поверь, ни мне, ни тебе, не нужны дальнейшие проблемы.
— В прошлый раз тебя это не остановило, — сухо сказала ему Эва.
— В прошлый раз ты меня очень разозлила.
— Мне что, сделать это еще раз?
Ринслер усмехнулся. Пристально посмотрел на обиженную девушку, отчаянно пытающуюся показать, что его отказ не задел ее. И довольно нежно провел рукой по ее щеке.
— Послушай, ты права. Я собственник.
— Ну и?
— Что мое, то мое.
Эва нахмурила брови и удивленно приоткрыла рот.
— И что? Из-за этого весь этот сыр бор?!
— Тебе лучше держаться от меня подальше.
Девушка закатила глаза.
— А если я не хочу этого? Я не „лапочка“, ясно? Я могу дать отпор.
— Если бы ты была „лапочкой“, я бы не стал тут распинаться. — От этих слов у Эвы что-то екнуло в груди. Как же она, оказывается, боялась, что он считает ее очередной шлюхой. — Что-то есть в тебе такое, что заставляет меня возвращаться снова и снова. Но ты и сама прекрасно это знаешь, верно? Если мы сейчас займемся этим, ты станешь моей. Уже без всяких слов или уговоров. У тебя не будет выбора, потому что я тебя не отпущу.
Эва облегченно выдохнула. Сразу бы это и сказал, а то она такого себе накрутила, что волосы на затылке дыбом могли встать.
— Знаешь, я не против. — Она притянула к себе явно напряженного мужчину за плечи и легонько прикоснулась к губам, давая ему возможность самому выбирать уровень властности поцелуя. Но на секунду оторвалась от манящих губ и прошептала: — Твоя, значит, твоя.
— Эва, — Гера села на скрипучую постель, потормошив девушку за плечо, — Эва, проснись.
Девушка в ответ жалобно застонала, чуть-чуть приоткрывая глаза.
— Что? — хрипом раненного воина выдавила она.
— Ты третий день подряд пропускаешь и завтрак, и обед. Так можно совсем окочуриться.
— Я хочу спа-а-ать, — мученически простонала девушка, уткнувшись носом в подушку.
— Вот, мы с девочками захватили тебе порцию. Поешь, иначе останешься совсем без сил.
Эва пробурчала что-то нецензурное, но голодный желудок давал о себе знать. Кое-как девушка заставила себя сперва разлепить глаза, затем, широко зевнув, сесть на постели. Приятный аромат теплой еды манил с неимоверной силой. Девушка даже не успела и слово благодарности сказать, как вдруг выхватила тарелку из рук Геры, и последующие минут десять слышались лишь умиленные стоны и „чмав-чмав“.