Саки
Рассказчик
Стоял жаркий полдень. В поезде было душно, а следующая остановка, Темплкоум, была в часе пути.
В одном из вагонов ехали маленькая девочка, девочка поменьше и маленький мальчик. Состоявшая при детях тетушка сидела в одном углу, а угол напротив нее занимал некий холостяк, человек для них посторонний. Остальную же часть купе решительно оккупировали маленькие девочки и мальчик. Их манера разговаривать с тетей, лаконичные, но настойчивые высказывания напоминали полет мухи, которая отказывается понять, что ее прогоняют. Замечания тети в основном начинались со слов «Нельзя так делать», тогда как почти все реплики детей начинались с вопроса «Почему?».
– Нельзя так делать, Сирил! – воскликнула тетушка, когда маленький мальчик принялся колотить по диванным подушкам, поднимая с каждым ударом облако пыли. – Погляди-ка лучше в окно, – прибавила она.
Ребенок неохотно придвинулся к окну.
– А почему овец гонят вон с того поля? – спросил он.
– Я думаю, их перегоняют на то поле, где травы больше, – слабым голосом ответила тетушка.
– Но и на этом поле много травы, – возразил мальчик. – Здесь вообще ничего, кроме травы, нет.
– Наверное, на другом поле трава лучше, – бессмысленно предположила тетушка.
– Почему это лучше? – мгновенно последовал неизбежный вопрос.
– А посмотри вон на тех коров! – воскликнула тетушка.
На полях, тянувшихся вдоль железной дороги, почти всюду паслись коровы и быки, но голос ее прозвучал так, будто она пыталась обратить его внимание на что-то диковинное.
– Почему это на другом поле трава лучше? – стоял на своем Сирил.
Хмурое выражение лица холостяка начало уступать место сердитой гримасе. Суровый, лишенный всякого сочувствия человек, решила про себя тетушка. Она никак не могла придумать сколько-нибудь удовлетворительный ответ на вопрос о качестве травы на другом поле.
Между тем девочка поменьше отвлекла внимание всех от злополучной травы, начав декламировать «По дороге в Мандалей». Помнила она только первую строчку, но свои ограниченные знания употребила с максимально возможным эффектом, снова и снова мечтательно повторяя ее очень громким голосом. Холостяк подумал, что кто-то, наверное, поспорил с ней, что она ни за что не повторит ее громко две тысячи раз подряд без остановки. Кто бы этим спорщиком ни был, скорее всего он проиграет.
– Давайте-ка я расскажу вам сказку, – сказала тетя после того, как холостяк дважды посмотрел на нее и один раз на звонок к проводнику.
Дети нехотя переместились в тот угол купе, где сидела тетушка. По-видимому, в их глазах она не пользовалась репутацией хорошей рассказчицы.
Низким и доверительным голосом, то и дело громко прерываемая каверзными вопросами слушателей, она начала свое вялое и прискорбно нудное повествование о маленькой девочке, которая всегда вела себя хорошо и дружила со всеми. В конце концов друзья этой девочки, восхищавшиеся ее добрым нравом, спасли ее от бешеного быка.
– А они не спасли бы ее, если бы она не вела себя хорошо? – спросила старшая из девочек.
Такой же вопрос хотел бы задать и холостяк.
– Конечно, спасли бы, – неуверенно проговорила тетушка. – Но не думаю, чтобы они так же спешили ей на помощь, если бы она им сильно не нравилась.
– В жизни не слышала более дурацкой сказки, – с глубоким убеждением заявила старшая из Девочек.
– Такая чушь, что я только начало послушал, – сказал Сирил.
Девочка поменьше своего мнения насчет сказки не высказала, поскольку давным-давно возобновила декламацию своей любимой строчки.
– Похоже, вы не пользуетесь у них успехом как рассказчица, – неожиданно произнес из своего угла холостяк.
Тетушка изготовилась защищаться от неожиданного нападения.
– Непростая задача – рассказывать детям сказки, которые они могли бы понять и оценить, – холодно произнесла она.
– Я с вами не согласен, – сказал холостяк.
– Может, тогда вы расскажете им сказку? – предложила тетушка.
– Расскажите нам сказку, – потребовала старшая из девочек.
– Однажды, – начал холостяк, – жила-была маленькая девочка по имени Берта, и вела она себя необыкновенно хорошо.
Возникший поначалу у детей интерес начал тотчас угасать. Все сказки казались до отвращения похожими друг на друга, кто бы их ни рассказывал.
– Она была послушной, всегда говорила правду, следила за тем, чтобы не перепачкаться, ела молочные пудинги с таким же удовольствием, как будто это были пирожки с вареньем, прекрасно готовила уроки и была вежлива со всеми.
– А она была хорошенькая? – спросила старшая из девочек.
– Не такая хорошенькая как ты, – ответил холостяк, – но ужасно хороша.
Это вызвало волну благоприятной реакции на сказку. Слово «ужасный» в сочетании с хорошим поведением было чем-то необычным, что привлекало само по себе. Казалось, оно вносило элемент реализма, которого не хватало тетушкиным рассказам о жизни детей.
– Она была такая хорошая, – продолжал холостяк, – что получила несколько медалей за хорошее поведение, которые всегда прикрепляла к платью. У нее была медаль за послушание, другая медаль – за прилежание, третья – за хорошее поведение. Медали были большие, из металла, и они звенели, когда она ходила. В городе, где она жила, ни у одного ребенка не было сразу трех медалей, поэтому все знали, что она сверххороший ребенок.