Светлана Кекова
РАССКАЖИ МНЕ О ЖИЗНИ В ПУСТЫНЕ…
Дым
Потеряв своё прежнее имя,
в зимнем воздухе чудно клубясь,
дым несётся, с мирами иными
обнаружив незримую связь.
На него не устроишь облавы,
не даётся он в руки врагам…
Дым отечества, облачко славы
жизнь относит к иным берегам.
И отшельник лукавого беса
изгоняет из кельи постом:
бес — как дым: ни объёма, ни веса,
ни простого родства с веществом.
Облаков тонкорунных отару
в небе ласковый пастырь пасёт,
и душа в виде дыма и пара
достигает незримых высот.
Достигает неведомой цели,
к родникам припадает родным…
Неужели, мой друг, неужели
жизнь земная похожа на дым?
Божия коровка
Р
1
Лист кленовый в виде заголовка
Прячется в осеннем дневнике.
Ищет молча Божия коровка
крошки хлеба на твоей руке.
Девочка, принцесса Навзикая,
медленно старается ползти
по твоей руке, пересекая
длинный след от Млечного Пути.
И потоком слёз благословенных
льются листья цвета янтаря:
мир охвачен пламенем мгновенным
в первой половине октября.
Я слежу, дрожа и замирая.
за коровкой Божьей, чтоб опять
на твоей руке в преддверье рая
лёгкий след её поцеловать.
2
Шмель пролетает, любуясь цветочками,
но появляется вдруг
в небе
украшенный чёрными точками
красно-коричневый жук.
То над полянами, солнцем согретыми,
то над холмами летит
красного лака шкатулка с секретами
зеркальце наших обид.
Мы забываем обиды, как водится,
просим, как дети во сне:
«Жук Богородицы, жук Богородицы,
сядь на ладошку ко мне!»
— Жизнь не раскрашивай, хлеб не выпрашивай,
жди не обид, а побед!
Видишь — горит на мизинце оранжевый,
лёгкий оранжевый след…
* * *
В. Мошникову
По реке печальной луна проплывает рыбой,
Средь лещей и щук выбирает сестру и брата,
и в который раз совершает художник выбор
между блеском волн и гранёным зерном граната.
Совершает выбор между золотым кувшином,
виноградной гроздью, персиком и лимоном.
между блудной дочерью и непослушным сыном,
меж предсмертным хрипом и страстным любовным стоном.
Как легко запутаться в символах, знаках, нотах,
как легко забыть, что и сам ты — вода и глина…
Твой последний холст отразил потолок в тенётах,
но к нему прилипло сырое перо павлина…
* * *
Ире Блохиной
Спит осень на ложе Прокруста,
просторно и пусто вдали,
и грузные розы капусты
торчат из холодной земли.
Берёзы промокли до нитки,
стоят, не подняв головы,
и бедные две маргаритки
видны среди жёлтой травы.
Они ни о чём нас не просят
и нас понимают с трудом…
А жёлтые листья заносят
хозяином брошенный дом.
* * *
Борису Фёдоровичу Егорову
Берёз священная эротика,
дождя осеннего елей,
и пламенеющая готика
пирамидальных тополей.
Дрожащей рощицы осиновой
оглядка на романский стиль,
и старой лампы керосиновой
коптящий, как всегда, фитиль.
И клёны византийской роскоши,
и жалобы китайских ив,
что ясень у деревни Росташи
листвой торгует на разлив.
* * *
Элеоноре Денисовой
В кастрюльке бедной картошка сварена,
вода в корыте для стирки вспенена.
Душа молчит, как Татьяна Ларина,
или как Анна грустит Каренина.
Глядит луна сквозь стекло оконное,
сквозь ставни домика деревенского,
а наслаждение беззаконное
царит, как крест над могилой Ленского.
~ 1 ~